никакое спасение до тех пор, пока носитель этого разобщения, еврей, не будет лишен возможности причинять вред»17. Гитлер винил евреев в том, что они принесли в Германию демократию: «…демократия глубоко чужда немцам; это еврейское изобретение»18, и повторял традиционную антисемитскую выдумку о том, что евреи – нация воров. «Он [еврей] не основал ни одной цивилизации, зато разрушал цивилизации сотнями. Он ничего не создал сам из того, чем обладает»19.
Адольф Гитлер обращал внимание слушателей на то, что такого понятия, как «хороший еврей», не существует. Индивидуальные действия и достижения не имеют никакого значения. Для Гитлера не имело значения, порядочный человек конкретный еврей или нет. Он несет в себе черты, которыми наделила его природа, и не в состоянии от них избавиться. «И для нас он вреден»20. Для будущего вождя Третьего рейха решение об эмансипации евреев было равноценно приступу белой горячки, потому что равенство предоставлено народу, который «явно и безусловно является чуждой расой»21. Официальной политикой НСДАП стало лишение гражданства немецких евреев, но в статье, опубликованной в марте 1921 года в газете Völkischer Beobachter, приобретенной нацистской партией с помощью Дитриха Эккарта, Гитлер пошел дальше и заявил: для защиты Германии евреев нужно изолировать от общества. «Еврейское подрывное влияние на наш Volk должно быть предотвращено, – писал он, – при необходимости путем заключения зачинщиков в концентрационные лагеря. Короче, наш Volk должен быть очищен от всего этого яда сверху донизу»22.
Радикальный гитлеровский антисемитизм очевиден даже на столь раннем этапе существования нацистской партии, но из этого напрямую не следует, что все, кто вступал в НСДАП в то время, испытывали аналогичные чувства к евреям. Для некоторых, подобных Эмилю Кляйну, главными стимулами были в первую очередь разочарование от поражения в войне и страх перед коммунистической революцией. «Мы были поколением детей войны, – говорит Кляйн. – Мы видели, как призывали наших отцов. Мы видели их в гирляндах цветов на железнодорожных станциях, когда они уезжали во Францию. Мы видели плачущих матерей, которых они оставляли»23. Затем, после возвращения отцов с проигранной войны, в 1919 году, во время мюнхенского коллапса, сверстники Эмиля вдруг увидели красные флаги. «Пришли коммунисты, они обстреливали весь город со своих грузовиков и разбрасывали листовки. Они агитировали за свою партию и революцию лозунгом “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”».
Путь Эмиля Кляйна к антисемитизму пролегал через якобы существующую связь между коммунизмом и иудаизмом. «Я смотрел на все это в то время и понял, что те, кто наверху [в период мюнхенской “советской республики”], – преимущественно образованные евреи. Во всяком случае, их было много. В Баварии чувствовалась огромная обида на то, что тон задают евреи. Так появилось выражение “еврейская республика”». Масштабы антисемитизма Кляйна, попавшего под влияние риторики нацистской партии, расширились, и