потому что выглядит она наверняка моложе, чем есть на самом деле. Остановившись на семнадцати-восемнадцати, наёмник попробовал вспомнить, слышал ли он о филидах хоть что-нибудь и быстро осознал, что не знает о них ровным счётом ничего.
– Слушай, – произнёс Орисс, когда Танина вернулась. – А ты давно что-нибудь про кентавров слышала?
– Кентавров? – переспросила Танина. – Да вообще ничего не слышала в последнее время. А что? Что-то случилось?
– Да так, – Орисс не хотел посвящать её в свою работу. Она и так интересовалась этим при каждой встрече, а выслушивать новые вопросы ему сейчас не хотелось.
– Ну, ты уж говори, раз начал, – настаивала Танина.
«Она ведь не отстанет», – пронеслось в голове Орисса, после чего он сказал:
– Просто, когда искал вещицу заказчика, набрёл на четверых мертвецов, а рядом следы копыт неподкованных.
Наёмник видел, что Танина была напугана. Орисс поспешил её успокоить, потому что нельзя было сеять панику без причины. Возможно, он сам зря придал этому столь большое значение. Кентавры никогда никого не пугали, кроме лесорубов, которые продолжали валить деревья на свой страх и риск, несмотря на запрет. Полуконей не воспринимали как угрозу, но уважали их просьбы. Именно поэтому о случаях нападений кентавров не было слышно. В Многолюдном лесу была сосредоточена большая часть полуконей центральной части Лоринара, но сколько всего их там живёт, наёмник не представлял.
Мысли о полуконях прервались из-за того, что Орисс заметил, как Эрил Сладкоголосая идёт в направлении барной стойки. «Сорока» немного приосанился и сел так, чтобы бицепс руки, которой он облокачивался на стол, был виден из-под кожаной брони. Глаза не обманывали наёмника – Эрил была чудо как хороша собой. Длинные, чёрные волосы опускались чуть ниже плеч. Гладкое личико покрылось едва заметной испариной. Видимо, она очень старалась, когда пела. Ярко-зелёные глаза, казалось, светились. Длинное бледно-жёлтое платье скрывало ноги почти целиком, оставляя лишь чёрные башмачки. Эрил шла, держа осанку. Ей могли бы позавидовать некоторые леди, которым приходилось выпрямлять спину только с помощью корсетов. Небольшая грудь неторопливо вздымалась, ловя каждый глоток воздуха.
– Дай воды, пожалуйста, – даже вне своих песен голос Эрил был шикарен – своё прозвище она полностью оправдывала.
– Моё почтение, – произнёс Орисс, улыбаясь девушке. – Эрил Сладкоголосая, значит?
– Она самая, – чуть улыбнулась в ответ Эрил, беря в руку кружку с водой.
– Слышал о тебе, – многозначительно сказал наёмник.
– Неужели «сороки» интересуются музыкой? – вскинула брови девушка.
– Только лучшие из лучших, – заигрывающим тоном ответил Орисс.
«Обязательно ведь было назвать меня “сорокой”», – едва заметно усмехнувшись, подумал Орисс, допивая, наконец, свой сидр.
Многие почему-то думали, что птичье прозвище оскорбляет наёмников, однако никто из знакомых Орисса, как и он сам, не видел ничего плохого в этой кличке. Наёмников так называли из-за их тяги