возвращаться.
Одноглазый не оставил ему выбора.
Впрочем, он оставил еще кое-что. На столе лежала старая толстая тетрадь в потрепанном дерматиновом переплете. Одноглазый оставил ее со словами: «Возьми с собой – она тебе пригодится». Полистав ее без особого интереса, Костя обнаружил там свои первые «творческие» (если это, конечно, можно было назвать творчеством) потуги. Попытка имела место, когда ему было лет 16—17, и, судя по последним заполненным страницам, была доведена до некоего логического конца, в отличие от десятков подобных, состоявшихся, а вернее, несостоявшихся чуть позже или раньше.
Раскрыв тетрадь на первой странице и пробежав глазами начало, Костя решительно захлопнул её и в сердцах швырнул в угол.
Начало опуса было типично графоманское и содержало описание «безжизненной, каменистой пустыни», по которой «брел усталый путник под палящими лучами двух солнц.»
Очевидно – эта попытка была сделана в жанре фантастики.
Тянуть время дальше смысла не было, и Костя отправился умываться и собираться в дорогу. Путь ожидался неблизкий. Для начала предстояло вернуться на малую историческую Родину – заштатный островной городок где-то на задворках России. А авиатранспорт был противопоказан по многим причинам.
Следовало поторапливаться. Как сказал Одноглазый – весь спектакль, устроенный им вчера с письмом от покойника и мертвым телом, имел под собой вполне конкретные цели.
Основная: «Этот» теперь на некоторое время уверен, что
Костя еще вне игры. Но остались его соглядатаи, которые рано или поздно обнаружат, что их провели и забьют тревогу.
Ну и вторая, неосновная, заключалась в том, чтобы психологически подготовить Костю к возвращению. По глубочайшему Костиному убеждению, вторая цель была не то что не достигнута… она была Одноглазым с треском провалена.
«Однако и ты не безгрешен», – с некоторым злорадством подумал Костя. Хотя по зрелому размышлению, знание, что и Одноглазый может ошибаться, должно было его обеспокоить, но оно почему-то напротив приносило ему некое облегчение.
Глава 8 «Друг детства»
Стояла аномальная жара – по ощущениям никак не меньше 35 градусов. Даже с учетом стремительно меняющегося климата на земном шарике, для наших мест это все-таки чересчур.
Я слонялся вокруг бетонного куба, стоявшего на месте хибарки Одноглазого, продираясь сквозь заросли малины без особой цели. Просто прежде, чем войти, мне показалось правильным обойти его кругом. Ничего интересного увидеть не удалось – трухлявые деревянные обломки, ржавые скобы да полуистлевшая жестянка с надписью «объект охран»
Жужжали оводы (вернее – слепни… всю жизнь в толк не возьму – почему на островах принято называть слепней оводами?), и солнце, казалось, прожаривало от макушки до самых пяток.
Внутри строения, как ни странно, царила прохлада, и даже попахивало сыростью.
Собственно