глядишь, и справки наведу у знающих людей, чтобы хоть примерно цену товара знать.
– Двести пятьдесят золотых гривен! – первым выдал Семигор. И тут же добавил: – Могу дать больше. Но попозже…
– Даю триста. Сразу! – перебил Божесвят, бросив мстительный взгляд в сторону соперника.
– Триста пятьдесят! – скрипнув зубами, ответил тот. Золотые серьги в его ухе возмущенно закачались.
– Тогда четыреста! – по-птичьи дернув головой, пискнул низкорослый купец.
– Четыреста тридцать! Четыреста тридцать даю, Заяц!
– Я думал, речь идет о редчайшей книге?! – деланно удивился корчмарь, слушая торги с замиранием сердца.
– Семьсот! – немедля ответил Божесвят, и даже сделал вид, что полез развязывать тесемки на туго набитой мошне.
– — Восемьсот! – смирившись с резким повышением цен, рявкнул взмокший Семигор, гордо выпячивая живот.
Заяц не упустил случая, и начал сравнивать животы, свой и семигоров, после чего выдохнул с явным облегчением. Он-то считал себя толстым, а на деле, ничего особенного, просто мужчина в теле и полном расцвете сил, а толстяк – вот он! Занятый измерением животов на глаз, корчмарь не заметил, как торги перевалили за две с половиной тысячи гривен. Поглядывая на снисходительную улыбку Зайца, которая, на самом деле была вызвана тем, что его живот прошел испытание с честью, дельцы остервенело взвинчивали цену.
– Всё, Заяц, всё! Я больше не могу! – взмолился Семигор, утирая свой серебристый ежик волос, – Вот ей тебе Велес, это хорошая цена! Три тысячи! За больше мне уже и смысла нет её покупать!
– Согласен! – утирая обоими рукавами взмокший лоб, буркнул Божесвят. – В пределах пары сотен, конечно, ещё поторговаться можно, но вряд ли больше.
Потрясенный Заяц слушал их, лишь величайшим усилием воли заставляя свой рот оставаться захлопнутым, хотя челюсть так и норовила отпасть. О таком богатстве он и помыслить не мог. Вот так книга, едрёна вошь!
– Я… я должен подумать! – заявил он, причем голос корчмаря предательским образом едва не сорвался на писк. Сердце требовательно рвалось наружу.
– Заяц! За большую цену ты её продать не сможешь. Никому! Даже и не думай! – предупредил его Семигор, решивший, что правильно истолковал колебания корчмаря.
– Ты и впрямь, того, это, не юли! – пискнул Божесвят, напрасно пытаясь придать суровое выражение своему невзрачному личику. Он хмурил реденькие брови и тужился щеками, так что со стороны больше всего напоминал обиженного мыша, у которого какие-то мерзавцы украли весь годовой запас крупы. – Не юли, понимаешь! Мы тут гривнами сорим, как клён листьями по осени, а он кочевряжится!
– Хорошо, хорошо. Не зудите вы. Сейчас книгу принесу! – молвил Заяц, хотя так пока ещё и не решил, кому из двоих покупателей продаст книгу. И вообще, продаст ли. Спору нет, три тысячи гривен, это такие средства, батеньки мои, что за них дом родной продашь с превеликим удовольствием! Столько Зайцу удалось бы