за тысячи миль от дома. И во всем виноват этот прохиндей.
Алмазка, в это время, оторвалась от сена, и спокойно сказала:
– Возможно, что феечка сама перепутала заклинание, и так случилось, что кот Бастард стал первым на свете волшебным котом.
Ло-Лео такой ответ не устроил. Она неодобрительно фыркнула, и дала понять, что Фарломей может дальше предлагать свои теории.
Ближе к ночи полил дождь. Обитатели большого подворья перебрались в свои домики и клетушки. Но тут произошел случай, который заставил тетушку крыску внимательней приглядеться ко всему, что происходит в усадьбе. В сарае появился мельник.
Держа в руке фонарь, старик направился к Алмазке. Лошадь недружелюбно покосилась на хозяина. Ло-Лео в это время притаилась за торбой с овсом и наблюдала. Старик похлопал Алмазку по загривку и повесил фонарь на гвоздь. Лошадь отчего-то застучала копытами.
– Но–о–о, милая, не шали,– прикрикнул на нее старик и крепкой рукой повернул к себе.
Ло-Лео вдруг показалось, что ее новая знакомая чего-то боится. Она затряслась, а ее грустные глаза наполнились слезами. Старик еще раз прикрикнул на лошадь. Потом быстрым движением раздвинул ее челюсти и осмотрел зубы.
«Фи–и–и, как некрасиво»– С негодованием подумала Ло-Лео. «Почему он так грубо с ней обращается? Она ведь уже не молодая».
Старик отчего-то нахмурился, сердито оглядел Алмазку и, прихватив фонарь, ушел. Некоторое время в сарае стояла тишина. Лошадь понуро опустила голову, и, как показалось Ло-Лео, тихо заплакала. Фарломей хмуро сидел в углу. Пес наверняка все знал и понимал.
– Какой неприятный человек,– сказала тетушка крыска, выйдя из засады. Лошадь почему-то смутилась. Фарломей помотал головой, но ничего не сказал. И Ло-Лео поняла, что за всем этим скрывается тайна.
Фарломей, наконец, поднялся на лапы и начал прощаться.
– Пойду я, ночь на дворе,– пес уже повернулся к выходу, как Алмазка его остановила.
– Погоди, Фарломей. Нехорошо получается. Мы приняли в свой дом чужестранку Ло-Лео. Она открылась перед нами, а мы пытаемся от нее скрыть то, что она все равно узнает. Рано или поздно ей расскажут. Только сам знаешь, что могут нашептать наши кумушки.
Пес кивнул своей лохматой головой.
– Ты права, Алмазия. У меня начинает болеть брюхо, стоит только послушать, о чем говорят эти болтушки. Сплетницы. Ррр…– Фарломей гавкнул сердитым басом.
– Ладно, не ругайся. Каждый живет, как умеет. И если честно, какое мне до них дело. Сейчас нужно думать о другом. По–моему надо мной сгущаются тучи, Фарломей.
Алмазка тяжело вздохнула, потопталась по мягкой подстилке из сена и прилегла.
– Послушай, Ло-Лео, что я тебе расскажу. Много лет назад, когда я со своей мамой жила на лугах, все вокруг мне казалось счастливым и добрым… Хо–хо, как я узнала позже, люди называли нас дикими животными, которые живут дикими табунами. Но это, конечно же, человеческие сказки. Мы никогда не были дикими. Мы были вольными. А потом, нашей счастливой