щекой к его щеке.
– Васенька, я так давно тебя не видела, котик мой коханый, так по тебе соскучилась. Уж не забыл ли ты свою Галыночку?
– Нет, не забыл: тебя забудешь… – проворчал Василий Гаврилович с кривой ухмылкой. Спросил, слегка отстраняясь: – Где летала, Галка, что клевала?
– Зернышки, Васенька, зернышки. Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает. Так и я.
– Ну и правильно, – согласился Василий Гаврилович. Предложил: – Садись, выпей.
– С удовольствием. А ты никак мне не рад, Васенька?
– Был я рад, когда нашел клад, еще больше рад, когда украли клад, – усмехнулся Василий Гаврилович, наливая в стакан красное густое вино.
Женщина выпила, потом обняла его за шею, поцеловала возле уха, прошептала:
– Пойдем, сказать надо что-то… – И уже громко: – Соскучилась я по тебе, котик мой, просто ужас, как соскучилась. – Встала, потянула его за руку.
За столом зашумели:
– Что так быстро? Аль невтерпеж стало?
– Не ваше дело, – повела высокой бровью девица, пробираясь между стульев.
В отдельной небольшой комнатушке, где помещалась широкая кровать, шкаф, небольшой стол да пара стульев, Галина повисла на шее у Василия Гавриловича и, обдавая его запахом вина и дорогих духов, зашептала:
– Ах, я так соскучилась по тебе, мой коханый, так соскучилась – просто сил нету.
– Вот заладила: соскучилась и соскучилась. Звала-то зачем? – спросил Василий Гаврилович, заглядывая в черные глаза женщины, так напоминавшие ему о чем-то далеком и полузабытом.
– Потом, потом, – прошептала она с придыханием, и Василий Гаврилович, забыв обо всем, поддался на ее ненасытную страсть, и сам задышал загнанной лошадью.
Через несколько минут они лежали, курили, прислушиваясь к невнятным голосам за стенами слева и справа.
– Так о чем ты хотела сказать? – снова спросил Василий Гаврилович.
Галина повернулась к нему всем телом, налегла на его грудь своей грудью, заговорила приглушенным голосом:
– Была тут недавно в одной компашке… неважно, в какой… слыхала, что на тебя кто-то накатал телегу самому прокурору Смородинову.
– От кого слыхала?
– Я ж говорю: неважно, от кого. От верного человека слыхала. Велел тебя предупредить. И шурин твой Петро Дущенко тоже на крючке. Но его предупреждать не велели. Уж не знаю, почему. Может, кто другой. А может, и так сойдет. Жаден он, свояк твой, за копейку удавится. Не жалко. А тебя, Васенька, жалко. И не только мне. Много ты хороших дел для хороших людей сделал. А добро помнится.
– А что мне делать, не посоветовал тебе этот верный твой человек?
– Нет, Васенька, не посоветовал. Он сказал, что ты и сам лучше всех знаешь, что делать. Так-то вот.
– Что ж, и на том спасибо, – грустно улыбнулся Василий Гаврилович, а про себя подумал: «Как брать неучтенный кирпич и лесоматериалы почти задарма, так „мы тебя в обиду не дадим“,