Советская власть справедлива…
– Не-е, всё будет не так, – вяло огрызнулся Колдун. – Ты будешь болтаться в петле. Советской власти конец. Все, кто был красным или хоть розовым, – всех в петлю. Не опираться тебе этими вот нежными руками на забранную в кумач кафедру. Не рассуждать об идеях Ленина – Сталина, нажравшись усиленного пайка.
Прислушиваясь к их разговору, Октябрина перестала ронять предметы. Работа заспорилась. Вода в чугуне начала закипать. Она рассматривала разложенную на столе мадьярскую снедь. Прикидывала, можно ли умыкнуть незаметно малую толику пахнущей чесноком колбасы или шоколад, чтобы…
– Может быть, и не успеют, – неожиданно для себя самой выпалила Октябрина.
– Что-то ты говоришь, комсомолка? – встрепенулся Колдун.
– Красная армия перейдёт в контрнаступление и освободит… и отбросит… – Октябрина умолкла на мгновение, наткнувшись на тревожный взгляд отца. Сделав глубокий вдох, она уняла трепещущее сердце и продолжила:
– Мы защищаем свою Родину от страшного врага. Всё знают о зверствах, чинимых фашистскими оккупантами. Вы не полицай – это ясно. Вы русский, советский человек… когда вы меня обнимали… а потому, когда весь народ, как один человек поднялся на защиту Родины, вы обязаны… вы должны оказать всемерное содействие, даже находясь в тылу врага… Если вы совершите подвиг, прошлые проступки…
– В тылу врага прежде всего необходимо соблюдать осторожность, – в голосе Родиона Петровича звенела тревога.
Глаза Колдуна превратились в узкие щелки.
– В наше время в ходу были другие байки. Хочешь, расскажу? – проговорил он.
– Ну…
– В наше время жителя Борисоглебского уезда Тамбовской губернии надеялись, что командарм Будёный поднимется против большевиков и освободит их, тамбовских упырей, из-под власти комиссаров. И на то у них были кое-какие основания. Командарм Будённый сейчас драпает от немца. А комкор Тухачевский, тот, что травил тамбовских упырей газами…
Колдун не договорил, просто провёл ребром ладони по шее. Октябрина осеклась.
– Ну, это вы совсем невероятные вещи говорите! – прошептала она.
– Невероятные вещи говоришь ты, девица. Власти комиссаров пришёл конец. А этот вот Красный профессор, бескорыстный вешатель и поротель тамбовской голыдьбы за тебя, комсомолка, почему-то боится. Хотя ты такая же голыдьба, как те, кого он вешал несчётно. Что молчишь? Почему не отпираешься? Ну, скажи же, что, дескать, не комсомолка. Ну?!
– Не комсомолка…
– А как звать то тебя? Я и не спросил.
– Октябрина…
Голова Красного профессора с громким стуком обрушилась на скамью.
– Нет такого имени в Святцах. Как же мать-то тебя называла?
– Тяпа…
– Гы-ы-ы!!! Хорошо хоть не Каштанка!
Красный профессор отвернулся к окну и затих, только плечи его заметно дрожали.
За стеной, перекрывая монотонный вой пурги, что-то взгудело.