живу своей жизнью. Тебе не понять. Ты думаешь, я глупа как овца, чтобы ожидать, пока на моём безымянном пальце засияет обручальное кольцо, чтобы позволить ему поцеловать меня в губы? Бери от жизни всё, она так скоротечна, и дай другому насладиться тобой! Если и есть у меня слабость, так это моя плоть…
– Я не узнаю тебя, Рэйчил! И то, что я сейчас слышу, это уже слишком!
– Мне сейчас меньше всего нужны высоконравственные нотации от младшей сестры… Что ты в этом понимаешь? Мне довелось узнать муки безнадежной любви. Ничто на земле не сравнится с горечью отвергнутого чувства. Но жизнь продолжается. Ты ведь помнишь, как там принято на танцах? Второй партнер сменяет первого, третий – второго… и ты танцуй, пока можешь, пока молода! И пусть безумно кружится твоя голова. Но эти самцы, они так неверны и коварны, так порочны… Я была в отчаянии, чувствовала себя последней дурой, пока не поняла, что мне необходимо заставить себя забыть их! Выбросить из головы. Идиоты! Они отвергли меня!
– Я знаю, ты этого не заслуживаешь, Рэйчил…
– Да, я грешна. Я каялась в молитве в ожидании чуда. И мне явился Иисус, который поведал, что я и есть та самая христианская мироносица Мария Магдалина и достойна Его любви. Он дал мне сосуд благовоний и велел облить Ему ноги миром и отереть их своими волосами… А потом изрёк, что ради меня Он умер на кресте и воскрес, чтобы излечить меня от семи бесов… – она уверенно закивала головой, продолжая цепь своих разрозненных рассуждений и не давая сказать и слова сестре:
– Он предупредил, что скоро одежда моя истлеет, но наготу мою прикроют длинные волосы. Вот я их и отращиваю… А измождённое моё тело каждую ночь будут возносить на небеса ангелы, чтобы исцелять его…
Эйрин молчала. Она наблюдала за всем происходящим, пытаясь не всматриваться в эти потемневшие, родные глаза напротив, и еле унимала слёзы. Невыразимый ужас охватил её, ужас и жалость: Рэйчил окончательно сошла с ума! И весь мир вокруг неё сошёл с ума! Что я скажу дома, когда вернусь?
В какой-то момент ей показалось, только она не поверила своим глазам, будто лицо Рэйчил изображает звериный оскал. Но та, к её удивлению, с наивностью в голосе, жалобно спросила:
– Ты мне тоже не веришь? – и горько заплакала. – Не веришь, что мне, грешнице, явился Иисус? Думаешь, почему он со мной, а не с тобой? – и вдруг она разразилась нездоровым смехом, почти захохотала и громко воскликнула:
– Да потому, что в мире святош Он бы никогда не появился…
– Рэйчил, – как могла, пыталась усмирить её Эйрин, – ты ведешь себя как умалишённая. Иногда я думаю, что, быть может, ты устраиваешь этот спектакль, этот нескладный фарс, чтобы наказать меня?
– Наконец-то, Боже милостивый, ты поняла! – она торжествующе вознесла руки к потолку. – Вы упекли меня сюда! Вам всем стоило бы склонить голову и повиниться!
– Но у нас не было другого выхода, Рэйчил. Ты больна!
– Это