что форма и внешний вид объектов, прежде воспринятых моим Я как чувством, более-менее совпадает с тем, что я видел вокруг себя. Когда я стал пользоваться всеми чувствами: зрения, слуха, вкуса, запаха – и мог задавать вопросы и отвечать на них, я обнаружил, что я чужой в чужом мире. Я знал, что я не был телом, в котором обретался, но никто не мог мне сказать, кто или что я был такое, или откуда я прибыл. И большинство людей, которых я об этом спрашивал, по видимости, верили в то, что они есть именно тела, в которых они жили.
Я понял, что нахожусь в теле, от которого не могу освободиться. Я был растерян, одинок, глубоко опечален. Повторяющиеся события и случаи убедили меня, что вещи были не теми, чем они казались; что во всём происходят постоянные изменения; что ни в чём нет постоянства; что люди часто говорили обратное тому, что они действительно имели в голове. Дети играли в игры, где надо было «притворяться» или «воображать» себя кем-то иным. Дети играли, мужчины и женщины практиковали притворство и претенциозность; весьма немногие были действительно правдивы и искренни. Человеческие усилия тратились впустую, а показные вещи, роли и поза не были долговечны. Они не были рассчитаны на долговечность. Я спрашивал себя: как надо делать вещи, которые бы существовали долго, и как при этом избежать пустых трат и беспорядка? Другая часть меня отвечала: сначала уясни себе, что ты хочешь получить; постарайся увидеть и крепко ухватить умом форму, в которую должно воплотиться то, чего ты хочешь. Потом думай, и желай, и проговаривай желаемое, и это самое, что ты мыслишь, будет собрано из невидимой атмосферы и зафиксировано в этой форме и вокруг неё. Я не думал тогда именно этими словами, но они выражают суть моих тогдашних мыслей…
Люди, казалось, совершенно не понимали, «почему» и «как» происходит жизнь, или смерть. Я знал, что должна быть причина всему, что происходит. Я хотел узнать секреты жизни и смерти и жить вечно. Я не знал, почему, но не мог перестать хотеть этого. Я знал – не может быть ни ночи и дня, ни жизни и смерти, ни мира, если бы не существовали Те, кто знает, кто руководит и миром, и ночью, и днём, и жизнью, и смертью. И я решил, что моей целью будет найти тех мудрецов, кто скажет мне, чему учиться и что следует делать, тех, кто раскроет секреты жизни, смерти. Я даже и не пытался кому-либо рассказать о своём твёрдом намерении – люди бы не поняли; они сочли бы меня глупым или ненормальным. Мне было в то время лет семь».
Весной 1892 года, когда ему было уже 24 года, он прочитал в газетном приложении, что «некая мадам Блаватски была ученицей мудрецов Востока, называемых „Махатмами“; что в течение своих повторяющихся жизней на земле они достигли высокой степени знания; что они обладали секретом жизни и смерти…» Его всё это не удивило, это было просто словесное подтверждение тому, в чём он прирождённо был уверен. Он стал деятельно помогать теософическому обществу, хотя так и не смог встретиться ни с кем из Махатм. Сначала ушла