в общаге, кино или свидания с девчонками? Понять сущность корпускулярно-волновой теории казалось ему гораздо более захватывающим, чем сорвать поцелуй в темноте кинозала или часами ходить по парку, выслушивая всякие глупости!
На третьем курсе Гена сделал для себя удивительное открытие. В руки его попала книга Шредингера «Что такое жизнь?». Гена прочитал ее – точнее, проглотил! – залпом, всего за один день, даже лекции пропустил… Невозможно было оторваться! А прочитав – глубоко задумался. Оказывается, все процессы, происходящие а любом живом организме – неважно, будь то крыса, или человек – тоже подчиняются законам физики!
Эта мысль, такая новая и неожиданная, перевернула с ног на голову все его прежние представления. Граница между живым и неживым оказалась вдруг такой тонкой, еле ощутимой и даже почти условной… Всю ночь Гена пролежал без сна, и под утро принял важное решение – наверное, самое важное в своей жизни. Биофизика – наука на стыке физики и биологии – стала его единственным и настоящим призванием. Как любовь, первая и последняя в жизни, которой у него так никогда и не случилось.
Кафедрой биофизики в те годы заведовал Лев Моисеевич Блюменгартен – человек в своем роде удивительный, можно сказать, даже уникальный. И, как водится, с очень непростой судьбой… Сын репрессированного профессора, умершего от голода в лагере на Колыме, он добровольцем ушел на фронт, был ранен, встретил победу в госпитале близ венгерского города Секешвекшервар (замечательный город, но без пол-литра не выговоришь! – любил повторять он), а вернувшись – занялся исследованиями воздействия электромагнитного излучения на свойства живой клетки. Времена, конечно, лихие были… Лев Моисеевич пережил многое – и гонения на лженауку генетику, и знаменитую разгромную сессию ВАСХНИЛ, и борьбу с космополитизмом. Было время, когда приходилось держать у двери «тревожный чемоданчик» на случай ареста… Однако он каким-то чудом умудрился не утратить ни оптимизма, ни вечного, неистребимого любопытства ученого (наука – это повод удовлетворить свою любознательность за государственный счет! – еще одно любимое его изречение), ни азартного, «жовиального» жизнелюбия. Он писал стихи, пел под гитару, мог рассказать со вкусом «соленый» анекдот с матерком, и, как утверждали злые языки, не обходил своим вниманием хорошеньких студенток и аспиранток. Для Геннадия он стал он стал первым (и главным) научным руководителем, а по сути – почти что вторым отцом. К нему можно было придти с чем угодно, можно позвонить в час ночи, если эксперимент не ладится, или, наоборот, все получилось…
Гена чувствовал себя совершенно счастливым человеком. Если есть любимое дело, друзья, единомышленники и мудрый учитель – то что еще нужно? Да ничего, пожалуй! Разве что жена – добрая, верная подруга ученого, все понимающая спутница и соратница. Иногда, если не очень уставал за день, он мечтал, что однажды встретит такую.
Вот уж