курсанты!
Я крутанулся через правое плечо, метлу как карабин к ноге.
– Виноват, товарищ капитан третьего ранга.
Наш взводный Яковлев.
– С вами что?
Рядом с моим пристроил плечо Моторин:
– Расцарапал, товарищ капитан третьего ранга. В носу ковырял….
– Ага, в носу, – взводный у нас нормальный. – Ну, иди.
Ну, что сказать – молодец Моторин хоть в чём-то: не стал стучать.
Молодец-то молодец, но на следующее утро в умывалке, только лицо намылил, мне – бац! – кто-то по затылку, я губу разбил о кран водоразборный. Пену смахнул, головой верчу – полроты мимо шмыгает, все торопятся процедуры известные принять. У нас как – пока одни, стоя в проходе, заправляют кровати верхнего яруса, владельцы нижних – в умывалке, и все бегом, всё на ходу. А мне стало доставаться каждое утро.
Постовальчик бы решил мою проблему, но после перестановки с Чуркиным разъехались и наши кровати – нижние заправляют, верхние умываются.
Говорю Терёшкину:
– Проследи, Серёга, кто мой кумпол тревожит.
На следующее утро только мыльными ладонями по лицу провёл, мне кулак в голову прилетел – кожа на щеке лопнула, поцеловавшись с краном. Ах, туды твою!
Глаза промыл, смотрю – Терёшкин рядом фыркает.
– Серый, ну, что ж ты – поставили смотреть, а ты подслушиваешь.
Крутит круглой своей бестолковкой:
– А я что, я ничего. А ты чего?
А у меня кровь по щеке, под глазом синева разливается.
Постовал:
– Терпеть больше нельзя – надо что-то делать.
Вечером в личное время пошли с ним во второй кубрик и прямо к Моторину:
– Твоя работа? Открыто посыкиваешь побазарить?
Нас окружили ребята:
– В чём дело?
Обсудили все нюансы, дали добро на поединок. В курилке – есть и такая в роте, под крышей, приличная, в смысле размеров, по углам урны – закрылись четверо: мы с недругом, конечно, Постовал и Игорь Иванов, командир отделения Моторина. Остальные слонялись по коридору, страхуя на случай чего.
У Моторина вид сельского пройдохи – хитрые глазки и круглое мясистое лицо, напоминающее сортирного червя. Драться он не умеет, но силенкою не обижен – такие в потасовку лезут по пьянке или от великой злости. Мне надо его разозлить, на это расчёт – кинется очертя голову, и я уложу его хорошим ударом: чего тут с ним прыгать, изображая Мохаммеда Али.
– Что, опарыш, звенят коленки?
Он стоял, набычившись, опустив руки, сжав кулаки. Лицо его наливалось краской. Я переступал с ноги на ногу, повадил плечами. На это тоже был расчёт. Пусть мельтешат в его глазах – он рванёт, я подставлю плечо и резко уберу. Он и уйдёт в пустоту, а потом встретиться с моим кулаком.
Что-то медленно мой противник злостью наливается.
– О-па! – я сделал выпад и назад. – Не дрейфь, моряк ребёнка не обидит.
Стоит,