налить желающим. Молодой, шустрый, он как ртуть мелькал в разных углах. Увидя понурую фигуру, подошел, спросил: «Маслица ждешь?». Ничего она не ждала, никого ни о чем не просила, но почти машинально кивнула: «Да». Он взял пузырек, стал наливать, потом вылил… и исчез. Через несколько минут появился с полным флаконом: «Вот, на… от Преподобного!». Держит… и будто сон рассеивается. Надо же так! Был бы хоть знакомым, монах-то, а то ведь нет. И как это все быстро произошло? От его слов: «От Преподобного!» в душе светлее, она приходит в сознание. Острота боли притупляется, на душе легче. Ей кажется, что все так вышло, чтобы ее убедить не уходить так уж целиком в свои горести, не расстраиваться чрезмерно. Теперь уже можно, когда легче стало, идти на службу в Трапезную церковь. Как это удивительно сказано: «Радуйся, светильниче, елеем милости кипяй»[44].
«Праздник» 8 марта
1954 года
Кто испытал неизбежность ежедневного пребывания в школе или на работе, которая не оставляет ничего для души, тот поймет, как трепетно можно ждать любой возможности вырваться из надоевших стен, чтобы оказаться в других, куда более желанных. Тем более если это первый день Великого поста и попасть в такой день в Лавру можно крайне редко. В этот раз повезло – совпало так, что первый день пришелся на гражданский «праздник» 8 Марта, на который нам позволили погулять. И вот прохладным сумрачным утром мы в Трапезном храме. В воздухе предчувствие весны. Особенный постовой гомон грачей. Голубеет небо в проемах окон. На клиросах затишье. Сменяя друг друга, читают монахи положенное. Особенно много псалмов звучит в это время. От напряжения и желания все слышать не рассеиваясь, устает внимание. Наконец долгожданный момент: отец наместник читает молитву, в которой просит благословение на наступающий пост. После нее монахи, начиная со старших, медленно парами пойдут почти к самым дверям с пением: «Совет Превечный…»[45]. Это самый яркий момент в великопостной службе, где всё тише, размереннее, всё в полумраке. Согласное пение и затем молитвы об усопших объединяют в такой момент всех в единое целое – в Церковь! Тут и покаянное сознание, и призыв к исправлению, и жажда такого недосягаемого единства – все в одном удивлении перед неведомым для многих богатством, которое Церковь являет своими службами, но которое – увы – так часто большинству недоступно. Тот далекий день 8 марта забытого теперь года[46] остался в памяти как подарок Преподобного, которым он призывал ко вниманию и благоговейному отношению к богатству Церкви, которым она оделяет каждого жаждущего по мере веры и усердия.
У лаврских стен… 1950-е гг.
Рождественским утром
От тех далеких лет, когда ездить к Преподобному удавалось не так часто, как хотелось бы, остались отрывочные воспоминания, полные восторга, удивления и непреходящего желания снова и снова лететь в Лавру на всех парусах. И о праздниках, если удавалось побыть на службе, задержались