сброс. И вижу, как «юнкерсы» валятся в разные стороны на крылья и их строй распадается, они уходят в пикирование, не доходя до цели. Четвертая впереди, крайняя кассета.
– Не будь жадным, нам оставь! – послышалось в наушниках.
Дую в трубу Ксюхе:
– Обстановку сзади дай!
– Наши ведут огонь по «девятке», они ниже трехсот, «мессеров» не видно, они пошли за третьей, наверху бой, много парашютов, в основном белые, немецкие.
До четвертой дойти не успел, она рассыпалась, собираю своих и командую прикрытию выходить из боя впереди нас. Налета верхних не будет, теперь бы узнать, что там внизу. Снизу докладывают, что несколько «мессеров» обстреливают лес и пустые стоянки, 15-й полк идет на выручку. Просят продержаться пять минут. И мы начали спускаться, находясь в постоянной готовности встать в круг. Несколько «чаек» притащили за собой хвосты, которые пришлось отсекать пулеметно-пушечным огнем, но разгром эскадры убавил желание у немцев разделаться с нами прямо сейчас. «Чайки» уверенно маневрируют на виражах, прикрывая нас огнем и маневром. В Зибулях приземлились только подбитые машины, остальные ушли в Кейданы. Я там завис с машиной на сутки. Около сотни пробоин и куча вмятин на броне.
А женщины любят героев! Теперь я точно это знаю. Мы плюхнулись на поле в Кейданах, и я зарулил в свой капонир. Развернулся прямо перед ним. Еще не успел отстегнуться и нас заталкивали назад под сеть, как Ксюха выскочила на крыло, открыла мой фонарь и сунула мне в руку осколок, который срикошетил от пулемета и упал ей на колени. И начала меня целовать. Видимо, перепугалась. Я встал и поцеловал ее по-настоящему. И она ответила. Мы так и стояли на виду у всех, а все аплодировали. Мудаки! Страху и я, и она – мы натерпелись! Сто метров – это не дистанция! Потом она зарделась, вырвалась и закричала: «Больше двадцати бомберов за вылет и два «мессера»! Я его люблю, ура!!!» Большая часть людей тоже начала орать «ура», и лишь пожилые, видавшие виды механики понимали наше состояние. И не сильно верили в случившееся. Я ничего не видел, но сзади сели мои ребята, которые гурьбой бежали к моему самолету. Что-то переспросив, они принялись кричать «ура», и только Мирошкин стоял и улыбался. Потерь не было! И аэродром мы отстояли! Я спрыгнул с крыла и протянул руки Ксюше. Она буквально упала мне в руки, и пришлось звать доктора.
– Перенапряжение! – констатировал он. У меня ноги тоже подкашивались. Ксюху положили на носилки, а мне дали посидеть у колеса самолета. Полет окончен! Все живы!
Ну, а насчет остального… Вечером мне дали окончательный ответ: «Да, я тебя люблю. Я согласна. Поссовет через речку. И у нас все будет хорошо!» Я взглянул на хронометр на руке – 19:45.
– У тебя платье есть?
– Какое и зачем?!
– Свадебное! Я щаз!
Бегу в «Слизняк». Бургомистра, то есть председателя поссовета в одном лице, нет. Говорят, что плохо себя чувствует и дома сидит. Ну, не дома, а на гауптвахте, не фиг общаться, с кем не следует, плюс ключи от сейфа с печатями у него изъяли. Короткий визит к Евсееву.
– Ты