что? – равнодушно спросил хозяин. – Больно, что ли?
– Больно! – воскликнул Гроза.
– Ну так и ступай отсюда, коль тебе больно, – брезгливо сказал хозяин. – Ты мне не нужен. Для работы этой не годен. Знаешь, какой посетитель нынче пошел? Не только по щекам отхлещет, но еще и морду горчицей измажет да окурки жрать заставит, а ты не моги спорить, если ему так угодно. Кто денежки платит, тот любую пакость себе может позволить! Ты должен был сказать мне, что тебе не больно, что все хорошо – тогда бы я тебя взял. Понял?
Гроза кивнул.
– Иди отсюда! – махнул рукой хозяин.
Но Гроза не ушел. Он уставился в глаза хозяину и смотрел, смотрел…
– Ой, жжется! – крикнул вдруг трактирщик тонким голосом. – Ладно, бери, бери!
И сунул Грозе пятирублевку.
Тот взял ее дрожащими руками и вышел на заплетающихся ногах, чувствуя, что в любое мгновение может повалиться без чувств. В глазах рябило, колени подгибались, вдобавок тошнило до рвотных спазмов. Но надо было как-то ухитриться дойти до дому, купив по пути еще и еды.
Внезапно кто-то крепко взял его за плечо, и Гроза сквозь муть в глазах увидел смуглое мальчишеское лицо с черными изумленно вытаращенными глазами. Мальчишка был обтрепанный, тощий, выглядел как нищий с Хитрова рынка!
– Пусти, – пробормотал Гроза. – Не отдам!
Показалось, мальчишка хочет отнять деньги.
– Дмитрий, это ты? – спросил мальчишка, немного странно выговаривая слова. – Не узнал? Это я, Вальтер! Помнишь, мы ходили в зоо с Готлибом?
Гроза теперь сам ухватился за его плечо, чтобы не упасть.
– Вальтер! Помню… – выговорил с трудом. – Гипноз… медведица… помню.
– Ты что, болен? – с тревогой спросил Вальтер. – Хочешь, до дому тебя доведу?
– Доведи, – слабо кивнул Гроза. – Но сначала надо еды в Охотном ряду купить. У меня дядя Леша больной лежит.
– Я тебе помогу, – вызвался Вальтер. – Только знаешь что? Ты меня Володей зови.
– Почему? – тупо спросил Гроза.
– Потом скажу, – буркнул Вальтер. – Пошли.
Гроза смутно помнил, как они добрели до Охотного ряда, как бродили среди немногочисленных торговцев, которые поглядывали на него подозрительно и спрашивали, не заразно ли болен парнишка. Странно, что пальбы, которая то приближалась, то отдалялась, они боялись меньше, чем какой-то заразы.
Вальтер очень деловито выбирал продукты, торговался за каждую копейку, словно заправская кухарка, всю сдачу собрал и честно положил Грозе в карман тужурки. Наконец они поплелись проулками на Арбат, домой. Дороги Гроза вообще не помнил, потом выплыло из мрака испуганное лицо Алексея Васильевича, долетел голос Вальтера, который ему что-то объяснял, – и все опять ушло во мрак.
Гроза пробыл без памяти сутки; может, пролежал бы и дольше, однако очнулся от грохота. Открыл глаза и обнаружил, что лежит не на своем топчане в швейцарской, а на тюфяке, брошенном на пол в крошечном коридорчике, отделяющем швейцарскую от общего коридора в парадном. Рядом лежал очень бледный