родственники Сципиона, по другую – родственники Ганнибала. Наверное, поэтому мне трудно представить, что этот город будет разрушен. У кого поднимется рука?
– Разрушать? – проговорил Публий. – Старик Катон, как всегда, увлекался. Я не намерен этого делать. Я лишу город жизни, и только мертвые камни будут напоминать о его былом величии. Штурм не удался. Я отрежу Карфаген. Он сам падет к моим ногам, как сгнившее яблоко.
В тот же день с городской стены карфагеняне видели, как вражеские воины долбят ломами и лопатами каменистую землю. Ров сооружался на расстоянии полета стрелы от города. Прикрепив к стрелам записки, осажденные посылали их осаждающим:
«Мулы Сципиона! Копайте глубже! Не ленитесь! Вы роете себе могилу».
Перешеек, отделявший полуостров, на котором находился Карфаген, от материка, имел в ширину двадцать пять стадиев. И работы были рассчитаны на месяцы. Консулу докладывали, что воины ропщут.
– Ничего! – говорил он Полибию. – Безделие – бич для осаждающих. И для нас с тобой найдется работа.
Не кажется ли тебе, учитель, что пора заняться историей?
– А чем я занимаюсь, находясь с тобой рядом?
– К истории этой войны, насколько я понимаю, ты приступишь не скоро, – проговорил консул, улыбаясь. – Пока еще живы очевидцы старых битв…
– Ты имеешь в виду Масиниссу?
– Вот именно! Ты же мечтал о встрече с ним для устранения некоторых пробелов в твоей истории. Я думаю, для этого настало время. И заодно попытайся узнать о его намерениях.
Полибий взглянул Сципиону в глаза.
– Хорошо, мой друг. Я с удовольствием выполню твою просьбу.
Последний день Масиниссы
Масинисса вошел в детскую и осторожно опустился в кресло. Его семилетний сын и двенадцатилетний внук Югурта играли в кубики. Заметив Масиниссу, они бросились к нему.
– Играйте, дети! – проговорил царь, вздыхая. – Стройте свою Цирту[3].
– Дядя, – произнес Югурта с укоризной. – Разве ты не видишь, что мы играем в осаду Карфагена. Это городская стена с воротами и башнями, а здесь, на перешейке, римский лагерь.
– А что за стеной?
– Город с храмами, дворцами, со всем, что там есть. Ты знаешь лучше нас. Расскажи о Карфагене. Ты же его осаждал.
– Пятьдесят два года назад…
– А это много или мало? – спросил малыш.
– Столько лет, сколько твоему дяде, и прибавь еще двадцать пять.
– Так много! – пропищал малыш. – Дядя Мастанбал такой старый.
– И вовсе мой папа не старый! – обиделся Югурта. – Видел бы, как он скачет на коне. А ты, дедушка, старый: ты сидишь дома.
– Да, внучек! Я старый. – Масинисса погладил мальчика по голове. – Но старый – не тот, кто не может сесть на коня. У старого нет сверстников, и никто не помнит его молодым.
– И ты еще разговариваешь сам с собой, – добавил Югурта. – Вспоминаешь какого-то Сципиона. Это его лагерь под Карфагеном?
– Тогда было все другое… Другой Карфаген,