что осведомленность ее в самом широком спектре дел, от чисто бытовых и семейных до сфер высокой политики, была исчерпывающей. Ей было ведомо и реальное богатство великокняжеского дома, и подлинная мотивация действий своей хозяйки в политике. Конечно, велико было и политическое влияние Малуши, и уж тем более оно было велико в сфере хозяйственной: подбор слуг, их продвижения и наказания находились в ее непосредственном ведении. Хотя Святослав Игоревич и являлся великим князем и главой Руси, однако реальная власть концентрировалась в руках правительницы Ольги. Данное обстоятельство превращало ключницу Малушу в одну из ключевых фигур в системе политической власти в Киеве: с уверенностью можно сказать, что ее расположения и заступничества искали многие знатные люди на пространстве от Ладоги до Переяславля. Мы не знаем, был ли Добрыня старше или младше Малуши, но, конечно, его вхождение во власть, в избранное число «бояр мудрствующих», состоялось не без участия великокняжеской ключницы. Вряд ли только Добрыня мог считать Малушу своей благодетельницей. Впрочем, очевидно, что многие же считали ее и виновницей своего падения. Да, власть ее была велика и, соответственно, столь же велики возможности. Но такая должность сопряжена с утратой личной свободы. Ничего несовместимого здесь нет. Подобных примеров мы найдем во множестве в древней и средневековой истории что Востока, что Запада. Когда и как Малуша оказалась в такой роли в доме правительницы Руси, произошло ли это добровольно или путем насилия – мы уже никогда не узнаем. Логично предположить, что причиной явились законы долгового рабства, т. е. в доме княгини Ольга Малуша оказалась за долги своего отца перед великокняжеским домом.
Остается вопрос – кто был этот Малко Любечанин? Историографическая традиция, причем давняя, полагает его человеком знатным, проживавшим в Любече, что на X век был одним из крупнейших и наиболее богатых городов Руси. Однако знатность этого Малко ничем в источниках не подтверждается. Тут есть два взаимоисключающих положения. С одной стороны, если бы он был из социального «низа», то вряд ли имя его сохранилось в летописях, да еще с «прозванием». С другой стороны, социальные лифты в те времена были весьма динамичны, и знатность Малко мог получить как раз благодаря особому статусу своей дочери. Впрочем, как тут не вспомнить, что былинная традиция указывает на присутствие в Добрыне «знатной породы», что отличает его от крестьянского сына Ильи Муромца! Данное обстоятельство все же склоняет к тому, чтобы признать изначальную знатность Малко Любечанина. Но вот вопрос: как могло оказаться, что знатный человек столь задолжал великокняжескому дому, что вынужден был оплатить свой долг собственной дочерью? Таких прецедентов упомнить не удается. Тогда остается практиковавшийся институт заложничества. Однако, тогда немедленно и вырастает в своем значении фигура любечанина Малко примерно до уровня вождя племени или городского посадника.
В таком случае стоит вспомнить версию,