как критической теорией познания, так и психологией, осветил это обстоятельство со всех сторон и очертил его в основных чертах» [9, с. 44].
Е. Мелетинский, не доверяя внимательности вчитывания его, условно говоря, студентов, а также испытывая потребность уяснить и подчеркнуть особенности своего понимания проблемы, считает нужным и полезным буквально дать определение имеющейся дефиниции. По сути дела, он вносит вклад в актуализацию этой дефиниции применительно к глоссарию.
Архетип интересовал Е. Мелетинского не в его самостоятельном значении или возможности экстраполяции в изучение определенных культурных феноменов, а в качестве матрицы для конструирования иных концептов или представлений. Так, обращаясь к понятию «культурный герой» ученый и не сопоставлял, и не разводил его с архетипом, практически сняв вопрос о возможной взаимной корреляции этих понятий.
Характерно, что, по мнению Е. Мелетинского, «юнговские архетипы, во-первых, представляют собой преимущественно образы, персонажи, в лучшем случае роли и в гораздо меньшей мере сюжеты. Во-вторых, что особенно существенно, все эти архетипы выражают, главным образом, ступени того, что К. Г. Юнг называет процессом индивидуации, то есть постепенного выделения индивидуального сознания из коллективного бессознательного, изменения соотношения сознательного и бессознательного в человеческой личности вплоть до их окончательной гармонизации в конце жизни». Отсюда следует, что автор исследования по проблеме мифокритики не конспектирует, а интерпретирует, причем достаточно вольно, тексты К. Г. Юнга, например, в реплике о конце жизни. В связи со сказанным следует подчеркнуть то, как Е. Мелетинский резюмирует свою интерпретацию: «По Юнгу, архетипы описывают бессознательные душевные события в образах внешнего мира» [12].
Таким образом, очевидно, что Е. Мелетинский пытается сделать то, чего не сделал, по его мнению, Юнг: применяет понятие архетипа не к образу, а к действию. Он отмечает: «Архетип прохождения героем посвятительных испытаний дает определенные отголоски и в литературе Нового времени». Кроме того, Е. Мелетинский употребляет как сами собой разумеющиеся достаточно своеобразные в своем сочетании выражения: архетип героя, архетипический герой, архетипические черты героя, героический архетип.
Терминология, применяемая Е. Мелетинским, выходит за рамки собственно юнгианской, которая вольно интерпретируются в ходе акцентирования мифокритической проблематики, отсюда – уход от следования содержательным характеристикам архетипа. «Архетип героя с самого начала теснейшим образом связан с архетипом антигероя, который часто совмещается с героем в одном лице», – пишет Е. Мелетинский, и становится ясно, что понятие архетипа «используется» им как инструмент обозначения целого ряда действительно сложных и трудно обозначаемых понятий. Происходит своего рода девальвация этого понятия, например, обсуждаются «архетип