бабка уже чуть ли не рыдает:
– Юрико, он подонок! Как твой отец! Посмотри на него, Юрико! Подонок! Сгорит все! Все сгорит! Столько лет… И на телевизор большой копили! И холодильник, и…
– Успокойся, оба-сан, тебе нельзя волноваться.
Ты ловишь взгляд миленькой девчонки. В нем надежда и обожание: такой мужчина, сильный, красивый, спасет, выручит. Нормальный взгляд. И еще немножко вдогонку: вот бы в кино пригласил, темно, романтика, туда-сюда… Бледно-розовые нити тянуться от бровей девушки к твоим ресницам и ниже, оплетают, вяжут и валят на асфальт – судьба, иначе никак, смирись, наслаждайся. И дергает сердечко. А ведь она красотка: черные волосы пышно усыпали плечи, глаза голубые в пол-лица, соски приятно округлой груди едва не протыкают тонкую ночную рубашку.
…за руки, под луной…
…первый робкий поцелуй…
…обручальные кольца…
…купить сыну тетрадки в клеточку…
Во только взгляд у нее с гипноэффектом: лазерная система через зрачки излучает световые импульсы определенной частоты, измельчающие мозг оппонента в фарш, из которого лепится все, что угодно. Голубые радужки, едва не наползающие на уши, – отличная маскировка. Аниме-мода весьма популярна среди японской молодежи. Твои соотечественники обожают прятать азиатские очи под красивыми, но неправдоподобными голограммами.
Гипноэффект, да? И под луной поцелуй, и кольца? Ха! Подмигнув, ты треплешь девочку за щечку – мол, увы, номер не удался. И нырнув под ее локоток, ускользаешь от пощечины.
– Подонок! П-пож!-жар!-рный! – Последнее слово выплескивается из ее пухлых губ, как прокисший бэнто[3] в алюминиевый чан для отходов. – ПРОФЕСССИОНАЛЛ!!!
Толпа молча раздвигается перед тобой. Не глядя под ноги, шлепаешь прямо по лужам. Скоро осень, месяца через два. Редкий дождик не спас город от жары. И снять бы плащ, ты взмок, но он есть символ принадлежности к особой касте.
– Молодой человек, а нельзя ли быстрее?! – возмущается толпа, но ты слышишь лишь треск огненных зубов и хруст дымных челюстей – мелодию самопожирания. Если задать аксиомой предел биологического существования, вся жизнь приравнивается к уничтожению себя, любимого. Любой пожар яркий тому пример.
– Осс, – киваешь Джамалу Судзуки, участковому стрелку-лейтенанту. Ты частенько встречаешься с ним по долгу службы и не только. – Как жизнь?
– Яххо. Нормально. – Джамал, сдвигает фуражку козырьком на ухо и поправляет смоляные волосы, прилипшие к влажному виску. У него нет мизинца на правой руке. – А у тебя? Делишки?
– Лучше всех, но никто не завидует.
Сейчас только работа, ничего личного. Чистое, не омраченное приятельством взаимное равнодушие и пустые фразы ритуала. Ведь дом горит. И огнетушителем здесь не обойтись.
Сегодня Джамал работает в паре со своей любимой СВД[4], предназначенной для уничтожения движущихся, открытых и одиночных целей. В частности – фениксов. Бывает, на отстрел пылающих профессионалов он берет антиквариат – испытанную боями Второй мировой СВТешку