в яму уже сам командир. Теперь их там лежат уже двое. Правда, старлей себе только ногу поломал. А у солдата, как потом оказалось, травма была очень серьёзная – сломан позвоночник.
Сесть на этом пупке больше негде. Мой ведомый ходит по кругу над нами и заодно смотрит, чтобы «духи» незаметно не подошли. Я, хотя и с тяжёлым сердцем, говорю бойцам: «Садитесь в вертолёт, уходим. Иначе все здесь останемся». Они: «Мы без командира не полетим». И я хорошо понимаю, что по-человечески они правы!.. С одной стороны, я не могу их здесь оставить, потому что мы их уже засветили своими вертолётами. Но, с другой стороны, если мы уйдём без них, то и этим на горе – крышка, и тем, которые внизу – тоже. Их потом просто забросают гранатами.
Другого выхода не оставалось: и я опустился в эту яму. Борттехник с «праваком» затащили в кабину старлея с солдатом. Но, как я и предполагал, вертолёт вверх не летит… (Недаром практическую аэродинамику мне в училище преподавал сам полковник Ромасевич, легенда аэродинамики, автор практически всех учебников по этой так до конца и не понятой курсантами науке.) Беру «шаг» – вертолёт дёргается, но не отрывается от земли. И тут я опять вспомнил про икону – и взлетел!..
Потом я двенадцать лет командовал вертолётным полком. И все двенадцать лет я на первых занятиях по аэродинамике говорил молодым лётчикам: «Есть законы аэродинамики. Но есть ещё высшие, Божьи, законы. Хотите верьте, хотите – нет. Но только они объясняют те ситуации, когда при абсолютной безнадежности с точки зрения физики человек всё равно выходит из безвыходного положения».
Как-то почти перед самым отъездом из Афганистана сидели мы на площадке около горы Джабаль. Это недалеко от Кабула. Как обычно, мы обеспечивали боевые действия своей 201-й дивизии. Всегда была так называемая «пара комдива», которая каждый день назначалась командиром эскадрильи. Это пара вертолётов, которая работает непосредственно по распоряжению командира дивизии. Он сам на командном пункте дивизии сидит, а мы на площадке у этого командного пункта дежурим. Сидим и сидим себе, довольные и счастливые, что до замены остаётся всего месяц-полтора.
Тут меня вызывает комдив и говорит: так, мол, и так, наш взвод находится на вершине горы, «духи» их обложили со всех сторон. У наших большие потери, есть «двухсотые» (убитые) и «трёхсотые» (раненые). Плюс ко всему с ними нет связи, на радиостанции сели аккумуляторы. Надо туда подсесть, выкинуть им аккумуляторы, воду, продукты. И ещё забрать убитых и раненых, потому что они связали наших по рукам и ногам.
Спрашиваю: «Где?». Он показывает на карте. Говорю: «Товарищ генерал, это же на высоте три тысячи девятьсот пятьдесят метров. А у меня допуск – до двух пятьсот. Не имею права». Он: «Да ты понимаешь!.. Там люди гибнут, а ты: не имею права, не имею права… Вот если бы у тебя пушки были в петлицах, я бы понял. А у тебя птицы! А может быть, это не птицы, а курицы?..». Короче, начал меня психологически обрабатывать. Я ему снова: «Товарищ генерал, не имею права. Если я туда полечу, то у меня будут серьёзные проблемы