родились не в России, да и не могли родиться, поскольку на Руси если и бывали поединки и схватки, то к ним относились кулачные бои. Или стенка на стенку, или такие, как описанный Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» кулачный поединок.
Там всё честно и открыто. И пулю в ствол нельзя «забыть положить», как это сделали Грушницкий с секундантом. Видимо, Лермонтов предполагал, что в пистолеты на Чёрной речке не досыпали порох, а потому использовал в своём «Герое нашего времени» нечто похожее. И бронежилет не мог в России никто надеть, как это сделал Дантес. Никто, кроме залётных проходимцев.
А на европейском Западе изначально умудрялись жульничать как на рыцарских турнирах, так и на поединках с использованием уже огнестрельного оружия. Таков он – с давних времён прогнивший Запад. Если задуматься, нельзя не заметить лукавство в самих определениях – рыцарь, рыцарство. Ведь это слово у нас по сию пору пытаются сделать символом благородства. Но нет, на Западе, чтобы указать на благородство, прибавляли – благородный рыцарь.
Ну а рыцарство в целом – это жестокие агрессии против других стран, это сожжение городов и сёл, это грабеж, это пытки и убийства стариков, женщин, детей, словом, всех тех безоружных и не способных оказать сопротивление, кого легко убивать «храбрым» рыцарям.
Думаю, что синонимов силы, благородства, чести и достоинства является для нас слово витязь! Русский витязь!
Примером рыцарства является омерзительный заговор сановных уголовников против Пушкина, осуществлённый с особой жестокостью 27 января 1837 года на Чёрной речке.
Эта изуверская жестокость проявилась даже в условиях дуэли, которые не оставляли Александру Сергеевичу Пушкину ни единого шанса выжить, и в то же время они не были ни в коей мере опасны залётному проходимцу Дантесу, по нынешней терминологии – киллеру, избранному организованной преступной группировкой уголовников для совершения убийства.
Непонятно, каким образом можно на протяжении многих десятилетий рассуждать о дуэли, когда дуэли не было, когда секунданты даже пороху в пистолеты не досыпали, чтобы пуля, выпущенная из пистолета Пушкина, не могла пробить бронежилет Дантеса, а пуля, выпущенная залётным проходимцем, должна была остаться в теле Пушкина, став дополнительно ещё и источником заражения крови. Всё было продумано мерзавцами из организованной преступной группировки.
Примерно в четырнадцать часов 27 января 1837 года, или, как в ту пору говорили, около двух часов пополудни, секундант Пушкина Данзас и секундант Дантеса виконт д’Аршиак, который в ту пору являлся атташе французского посольства, славившегося своими мерзостями в отношении России, составили условия дуэли, отличавшиеся своей чисто европейской жестокостью. Такие условия предполагали только смертельный исход для одного из противников. Ну а при обстоятельствах, которые были неведомы лишь одному Пушкину, ну и, надо надеяться, Данзасу, тем противником, который не мог выжить, был именно Пушкин, поскольку бронежилет надежно защищал Дантеса.
Я сказал, «надо надеяться», что это не было известно Данзасу, поскольку