и гасил надежды:
Хруст киля по донному песку.
Скрип досок над нами.
Поскребывание сапога Никодима о смертельную скамейку.
Деревянный визг штыря об отверстие.
Туда-сюда. На полсантиметра. Люфт. А у нас – пот на лбу. И не вывернуться: вокруг – мешки. Плечо потерлось о плечо. Последняя земляничка Хрисанфии. Куда до эмоциональной мощи этого касания какому-то поцелую.
Хотя… Вот сейчас, с направленным в лоб острием, мне вдруг до смерти захотелось поцеловать Марианну.
Нет. Не Марианну. Совсем не Марианну.
– Всем сойти на берег!
– Нет такого закона! – Никодим понял, что что-то пошло не так.
Даже мы поняли. Интонация, в которой плескалось отчаянье, сказала больше слов.
– Есть возражения? – принеслось с берега.
– Иду. – Нога над нами пошатала скамейку.
Если наступит…
Ау, Вселенная: мысленная фраза «захотелось поцеловать до смерти» не являлась адекватным, четко сформулированным желанием! Ты слышишь?! Я утрировал! Я пошутил!
Только бы мне не пошутили в ответ.
Шаги двинулись вон с борта. Моим потом можно было мыть палубу, и еще осталось бы на стирку и полоскание паруса. Сознание стало пунктирным, воспринимая жизнь рваными клочками.
Шум. Возмущение. Ругань. Через полжизни – новые шаги. Несколько человек. Стук дерева о дерево. Частый. Нескончаемый. Приближающийся. Простукивание палубы завершилось прямо над нами. Осторожное вытягивание скамейки…
Свет! В оба отверстия. Скосив глаза, я встретился со взглядом Марианны. Она плакала.
Доску подняли.
– Вот они где.
Сверху нависли несколько былинных богатырей в шишаках и пластинчатом доспехе – для качественных кольчуг нужно железо, а здесь еще бронзовый век. Мечи, как и везде, широкие, короткие, такие годятся больше рубить, чем колоть. Сапоги высокие. Щитов нет. Впрочем, только у тех, кто вытащил нас и повел на берег. У выстроившихся снаружи было все: и щиты, и копья, и луки. Команду Никодима скрутили и уложили мордами в землю. У нас, осторожно извлеченных из тесной щели, вытащили кляпы.
– Где старик?
– Убит. – Отвечать взялся я, и быстро, поскольку Марианна тоже уже открыла рот. Моя рука одернула ее за рубашку. Мы в мужском мире, пусть привыкает. – И мальчик тоже.
– Их притопили прямо на стоянке, – все-таки влезла царевна. – Под камнями.
Один из стражей врезал сапогом по борту и даже не заметил.
– Они? – Рука в бронзовом наруче указала назад, на связанных.
Мы синхронно кивнули.
– Донесение конязю уже отправили, – сообщил один из солдат тому, который спрашивал про деда Пафнутия.
До берега, куда мы стремились, рукой подать – он представлял собой вознесшуюся к небесам неприступную скалу, часть которой в середине обрушилась, и река оказалась частично перегороженной. Основная вода промыла себе путь под камнями, а для судоходства осталась небольшая протока с порогами. Здесь, на излучине, где река