повезло – вы наблюдаете Историю. Вам будет что написать. Вы недурно пишете, я читал ваш «Атлас».
Император глядит на часы – видимо, ждет возвращения брата, уехавшего в Палату депутатов. Забавно: когда-то Люсьен организовал переворот в Палате и сделал его первым консулом. Потом они были в ссоре. Теперь все забыто и Люсьен снова в Палате – спасает его.
При свете солнца я вижу, как изменился и обрюзг император. Тяжелое приземистое тело, мешки под глазами…
Люсьен сказал вчера Гортензии: «В первый момент я его не узнал – это развалина. Император французов исчез».
За воротами не смолкают крики: «Да здравствует император!» Но он будто не слышит, все так же медленно расхаживает по саду. И молчит.
Я останавливаюсь в стороне, чтобы не мешать ему думать.
– Да нет, идите рядом, – бросает он.
Так мы и ходим кругами под крики: «Да здравствует император!»
Наконец приехал из Палаты Люсьен. С ним маршал Даву. После поклонов и приветствий Люсьен начинает:
– Сир, только что Лафайет предложил Палате заседать беспрерывно. И они приняли решение…
Он замолкает, глядит на меня. Император сухо бросает:
– Говорите при нем!
Мы проходим во дворец. Здесь Люсьен подробно рассказывает о вчерашней ночной встрече Фуше и Лафайета. (Дворцовая полиция, видимо, все еще неплохо работает. Или враги уже не желают таиться?)
– Фуше сказал Лафайету: «Как видите, я был прав. Этот человек… – так он назвал вас, Сир, – вернулся еще более безумным, еще более воинственным и, что самое страшное, еще большим деспотом. Вы, Лафайет, – Французская революция, которая воскресла, чтобы его уничтожить». Они договорились устранить вас, Сир. Фуше пообещал Лафайету: «Мы так просто не сдадимся. Мы выговорим у союзников республику!» И этого было достаточно. Лафайет поверил, он с ними. Мираж республики соединил глупца-идеалиста с подлым интриганом. Фуше, конечно же, решил пока сам стать главой Франции и принести Бурбонам на блюдечке ваше отречение, Сир, а лучше – и вашу голову. Так он рассчитывает вымолить себе прощение за кровь короля. Он развел вас с Палатой, Сир! И сейчас там льются подлые речи…
Люсьен остановился, ожидая реакции брата.
– Продолжайте! – равнодушно сказал император.
Чтобы разбудить наконец его негодование, Люсьен читает по бумажке речь Лафайета:
– «Настал момент объединиться нам вокруг знамени восемьдесят девятого года – знамени свободы, равенства и порядка. Только под знаменем Великой революции мы сможем противостоять иностранным притязаниям и внутренним попыткам мятежа. И еще: я предлагаю объявить вне закона всякого, кто попытается совершить акт насилия по отношению к Палате представителей народа…» А дальше уже непосредственно о вас, Сир: «Я вижу между нами и миром одного человека. Пусть он уйдет – и будет мир».
– Далее? – все так же равнодушно произносит император.
– Далее – гром оваций. Аплодируют все – и старые республиканские безумцы, поверившие в возвращение революции,