отплачу.
– Мне б домой, твоё преподобство, – заторопился Мешай. – Сестричей малых по лавкам четыре…
Его сразу утянули назад, в глубину строя:
– Царственные от слова не пятят. Кабы до завтра дожить, тогда разговаривать станем.
– Мне что спятит, что позабудет, – ворчал недовольный Мешай. – Вона, глаза под лоб. А мне как раз бы подарочек…
У берега отзвучал боевой клич. Это завершила расправу младшая Сеггарова чадь, ведомая подвоеводами. Когда старшее знамя вернулось к причалу, там перекатывался хохот. Бунтовщики, взятые кто у винной бочки, кто без штанов, колыхались мычащей толпой. Лихие обидчики слабых, жалкие против истинной силы. Выжившие непу́тки прикрывались рваньём, размазывали румяна и слёзы. Обнимали сапоги витязей, молили не оставлять на погибель.
Подвоеводы собрались подле вождя.
– Все целы? – коротко спросил Неуступ.
– Отрок Лягай скулой дубину поймал. Выправится.
– А веселье с чего?
– Варнаки угомониться не могут. С головами на плахе девок всё делят.
Сеггар хмуро оглядел никому не нужный полон. Ухо́ботье каторги, канувшей в прошлое вместе с былой Андархайной. И что теперь с ним делать?
– Под топор, – прогудел один подвоевода. Тяжёлая секира бабочкой порхала в непомерно сильной руке.
– Была охота лезо марать, – возразил второй, весёлый и гибкий. У него на новеньком знамени трепетала скопа.
Подошли ещё трое ближников.
– О чём спор, други?
– Нету спора. Воевода взятых судит, мы советами помогаем. Молви, Оскремётушка!
Седеющий воин быстро взял сторону:
– Я с Ялмаком. Эти хуже крапивы, выводить, так под корень.
– Я бы… – начал второй.
Ялмак перебил:
– Миро́вщик, ясно, за щаду. Ты как мыслишь, Крыло?
Красавец-витязь – синий взор, тёмные волосы убраны с высокого лба – отмахнулся, сел чистить потрудившиеся мечи-близнецы. Судьба взыскала его редким даром оберучья, но не истой ревностью к бою. Он холил клинки, а казалось – струны после игры протирал.
– Мне ли забота? Воевода приговорит, я песню сложу.
Сеггар заслонил рукавицей глаза от колючих пепельных хлопьев. Долго смотрел в кровавое небо. На вершины хребта, окаймлённые глухо громыхающим заревом. Потом снова на пленников. Наконец вышел вперёд:
– Слыхали, пои́мники?
Те как-то разом примолкли. Отрезвели. Кто был пьян, вернулись в себя. Уставились на обтекающий кровью косарь. Услышали посвист лезвия возле своих шей.
– Всех бы вас по делам вашим казнить смертью. За былые грехи, за раны праведного царевича… а вот не стану. Чести много, непотребные души вслед светлой государевой посылать. Отплывём – ступайте, говорю, кто куда хочет. На новом разбое возьму, не помилую.
В толпе немного особняком держались несколько человек. С десяток обросших дикими волосами мужчин, починщиков насмешившей воинов ссоры из-за блудниц.