он держал на коленях гусли. Не так держал, как обычно.
Пальцы всё ныряли в игровое окошко, он их вынимал. На андархской снасти Крыла окна не было. Гусляр выбирал струны прямо сверху, там, где ходила бряцающая рука. И как умудрялся?!
«Злая буря… Врёшь! Сызнова!»
Голосница отказывалась получаться. А ведь Крыло поспевал не только струны глушить. Он той же рукой ещё и подцеплял нужные, раскрашивая звучание!
Светел отчаивался, тряс непривычной кистью, разминал персты. Добро бы хоть песня была толковая. «Девки, слёзы, вздохи тайные… в прорубь головой… тьфу!» Наигрыш казался слащавым до тошноты. Но – прилип, так и отдаётся в ушах. Светел одну эту песню видел исходившей из гуслей Крыла. Одну её уложил в память. Уча пальцы подсмотренной пляске, неволей бормотал пустые слова. «Другие бы сложить, да люди заклюют: стихотворец нашёлся!»
Переборы… подъезды… А как это Крыло прижимал ногтем струну, меняя звучание?..
Гусли тренькали, жалобно дребезжали, не слушались.
«У Крыла руки вона какие. Долгие, узкие. Небось о́бодей на снегоступы не выгибают. А у меня…»
Жогушка наконец расплакался, метнул ремешки наземь:
– Не могу я!..
Хорошо хоть к бабке за утешением не притёк. Светел нахмурился, накрыл струны ладонью. Въяве увидел улыбку славного скомороха, дяди Кербоги.
– Нет такого слова «не могу», – сказал он братёнку. – Есть «я плохо старался». И «я не больно хотел».
Сам удобнее повернул гусли, послюнил для верности ноготь. Как это Крыло струны петь заставлял, точно гудошные под смычком?
Жогушка поупрямился, похлюпал носом. Собрал зловредные ремешки. Выложил на коленку…
Больше всего Светел боялся, что сейчас из шатра выглянет мать. «Не идёт дело, сынок? Так сходи, показать попроси…»
Или сам Крыло остановится за санями, привлечённый звяканьем струн. Усмехнётся, скривится: втуне бьёшься, малец.
А то подойдут давешние позоряне. Это его, молвят, выдворили вчера? Поделом! Не способен!
«Что я, в самом деле? Боюсь, никак?»
Левое плечо, где сквозь кожу легко вылезали синие пятна, ощутило пожатие невидимой пятерни.
«Кто сказал?!»
Звигуров тын возникал за спиной всякий раз, когда он боялся.
«Сейчас-то чего?.. Не Крыла же?»
А вот чего. Выйти со двора и в рядах натолкнуться на Подсивера со Свеюшкой. Увидеть глаза, в которые вчера даже как следует не заглянул. Остаться стоять столбом, когда муж с женой отвернутся, заспешат прочь.
«Был бы Сквара здесь! Кто при нём на меня посмотрел бы. Андарх, не андарх…»
Светел сыграл песню ещё несколько раз. Сперва – по-простому, бряцаньем. Затем переборами. И наконец – как Крыло. Лихой полёт снова удался хромыми подскоками.
Спрятал гусли в чехолок, понёс в шатёр. Равдуша теплила очажок, топила снег.
– Далеко собрался, сыночек?
– В ряды пойду. На кожи взгляну. Благословишь ли?
«А ещё – за протоку, где дружина стоит…» Он боялся, что мама угадает и запечалится, но