гаражных посиделок. Днем можно только встретить группы прогуливающихся мужчин-пенсионеров, выгуливающих здоровье и старушек занимающих лавочки.
В помещении плавали клубы табачного дыма, что глаза заслезились. Стоял неумолкаемый деловой шум, слышались пьяные голоса, смех. Кто-то играл за столами в шашки, а вокруг толпились болельщики, бурно выражая свое мнение об игре и вслух обсуждая варианты ходов. Естественно, на наиболее удачные подсказки игроки обиженно возмущались. Где-то звенели стаканы. Кто-то просто в компании чего-то обсуждали. Хотя чего гадать? – завершающийся чемпионат СССР по хоккею. Тут все болельщики.
Выглядев Горбатова в одной из компаний, я подошел и, потянув его за рукав, начал быстро говорить:
– Дядя Леша! Простите, не знаю вашего отчества. Можно Вас на минуточку?
Удивленно посмотрев на нас с Серегой, стоящим у меня за спиной, мужики озадаченно замолчали. Выйдя в коридор я, стараясь быть убедительным, изложил свою просьбу Горбатову. Озадаченное выражение его лица сменилось на снисходительно-ироничное.
– Да зови, как звал, племянничек, – насмешливо протянул он и предсказуемо спросил: – А зачем вам? – с хитринкой, за очками прищурив глаза.
Уф! Сразу не отказал. Выдаю заранее подготовленную легенду:
– В школе у нас ведется секция, под общим контролем Геннадия Михайловича. В Восточном поселке есть парень после армии, готовый на общественных началах позаниматься с нами боксом и сам форму хочет поддерживать. Раньше он занимался где-то боксом. Перворазрядник. Если необходимо, можем из школы запрос подготовить.
Немного привирая, я ничем не рисковал. Завод шефствует над школой. Михалыч в курсе моей затеи. А мифический тренер-общественник может и «передумать».
Глядя на хитро задумавшегося дядю Лешу, разглядываю его. В прежней памяти мне он казался старше. Среднего роста поджарый мужичок, лет пятидесяти. Морщинистое лицо, с претензией на интеллигентность (из-за очков?). Он в спортзале был за всех – директором, снабженцем, кладовщиком, бухгалтером и обслуживающим персоналом. Летом ухаживал за футбольным полем (сеял и косил траву, делал разметку, красил ворота) и стадионом. Зимой заливал, наносил разметку и чистил снег на хоккейном корте.
Наконец он принял какое-то решение:
–Ты смотри, какая смена растет? – улыбается открыто, – Старенькие груши, лапу и перчатки я найду, где-то были. Но передать на баланс школы не смогу официально из-за финансовых заморочек, – изображает огорчение.
– Но вы ребята мне симпатичны, я вас знаю, – лукавит. – Я всегда готов поддержать стремление молодежи к спорту, – опять задумался, хитро поглядывая на меня. И заканчивает:
– Передать не могу, а вот продать…? Рублей за семьдесят? – открыто рассматривает наши озадаченные лица. – Ладно, за сорок, – скидывает он. И тут же начинает убеждать:
– Инвентарь старый, но пригодный и еще послужит. Мог бы ринг предложить, но он может уже и подгнил, ремонта требует, да вам, наверное, и не к чему пока. Могу еще боксерки посмотреть? – выжидающе посматривает