Соня, больше не кому. Ох, лучше бы она этого не делала! Подавится ведь, дура белобрысая, столько ей не съесть. Где ее искать?
– Не знаю. Точно не знаю! Ветра в поле!
– Лучше бы ты знала, поверь мне. Лучше бы ты это знала. Ладно, оставайся здесь, жди меня. Попробую найти твою… родственницу. Это может занять время.
Он поднял с пола куртку, которая свалилась с перевернутого им же стула, и, не сказав больше ни слова, вышел. Потом она услышала, как под окнами заворчал мотор его машины. Свет фар проник сквозь стекла, стек по стене куда-то в угол и исчез. Вечер только начинался, но обещал быть очень долгим. Тревога вновь окутала ее своим саваном.
Фил заявился далеко за полночь.
А ровно в полночь в квартире пробили часы. И ничего не было бы в том удивительного, если бы хотя бы раз до того, хоть однажды в их совместном бытии они поступили бы точно так же. Ничего подобного! Ничего подобного. Они, сколько их помнила Лордиз, всегда тихо висели на стене и в силу возраста кряхтели медным своим механизмом – когда не забывали подтянуть гири. А тут вдруг пробили, нащупав внутри себя неведомые никому струны.
«Недобрый знак, – подумала Лордиз. – Недобрый! Или – добрый?»
В общем, она оставалась в неведении и раздумьях до самого возвращения Фила.
– Расслабься, детка, – войдя, сказал он с улыбочкой, которой, наверное, улыбалась бы сама смерть. Лордиз не понравилась та его улыбочка. Но:
– Расслабься, детка. Все удалось утрясти, – и вновь блеснул той самой улыбочкой, и снова Лордиз стало не по себе. Но решила все же, что знак – тот, от часов, – был добрым. Потому что, с какой стати он должен быть другим?
– Нашел, что пропало? – спросила она. – Соня взяла? Вот какая!
– Вот такая Шая-Вая, – в ответ как-то невпопад продекламировал Фил. – Чундер-Мундер вот такой, там и дырочка большая, и крючочек – ух! – какой!
Лордиз готова была поклясться, что знает эти стишки. Давным-давно, в далеком ее детстве они промелькнули в ее обиходе, но где и при каких обстоятельствах сейчас уже, пожалуй, невозможно было вспомнить. Наверное, как и остальные детские стишки, которые она знала когда-то, они возникли в детстве сами собой, и в детстве же остались, неотъемная его часть, воздух его и естество. Но откуда мог узнать их Фил? И для чего, в конце концов, воспроизвел? Странно как…
А Фил хитро на нее посмотрел, улыбнулся и обнял за плечи.
– Ладно, – сказал. – Перевернули страницу. – С завтрашнего утра – новая жизнь. Завтра же понедельник? Правильный день для любых начинаний.
И никогда больше после того вечера ни историю с Соней, ни детский стишок про Шаю-Ваю он не вспоминал. Лордиз же еще какое-то время волновали эти воспоминания, но потом ей все же удалось запереть их в том чулане, из которого под воздействием травки извлекла теперь. И что теперь со всем этим багажом было делать, она не представляла.
Так