90-е Лазареву пришлось немало пообщаться с такого рода чиновниками, выбивая всевозможные разрешения и лицензии. С тех пор они так и не научились грамотно говорить, носить костюмы и приносить пользу, но вот что они точно научились, так это разбираться в дорогих спиртных напитках. На столе на синей ножке стояла оригинальная, слегка початая бутылка коньяка «Martell L'Art». «Не меньше 3–4 тысяч евро за бутылочку, а по московским ценам – наверняка больше», – мысленно отметил разведчик.
Научились нынешние чиновники, в 90-е хлеставшие любой напиток из граненого стакана, разбираться и в посуде, которая для соответствующих напитков предназначена: раз уж коньяк, значит, шарообразный бокальчик на короткой ножке. Правда, и Лазарев с 90-х изменился. Тогда он не смел особо перечить высокому начальству по поводу выбора напитков и, хоть терпеть не мог коньяк, давился и пил. Теперь же он с досадой пожал плечами и пояснил, что коньяки не пьет.
– И правильно, – пробасил префект. – Мы в России должны пить наш исконный напиток!
Служка тут же извлек из бара бутылку водки «Hoffman».
– Ничего, что водка немецкая будет? – извиняющимся голосом уточнил Рудольф.
Лазарев удивленно поднял брови – он впервые услышал, что «Hoffman» является «немецким брендом». Даже вспомнил, как пил эту водочку с владельцем данного бренда, депутатом Госдумы Яшей Гофманом. Но переубеждать Рудольфа Михайловича не стал – немецкая так немецкая. Тут же с подносами забегала пышнотелая Людмила, на столе появились типичные закуски «под коньячок» – бутерброды с сырами, лимончики, всевозможные нарезки. Почувствовав их запах, Лазарев вспомнил, до чего же он голоден. Он представил, как после первой же рюмки его потянет в сон – лишь бы не раззеваться прямо тут.
– Ну, за Россию-матушку, – префект важно произнес первый тост, вынудив всех присутствующих подняться за ним. – Мы, слуги народа, должны всегда помнить, кому мы служим и ради кого вершим наш труд…
Он хотел сказать что-то еще, но то ли забыл, то ли патриотизм момента вызвал душевное волнение, но префект тут же осушил коньячную рюмку «немецкой» водки и закусил сыром с бутерброда. Лазарев обратил внимание на слезу, выступившую на глазах Рудольфа.
– А что это только я тосты говорю? – ворчливо сказал префект, хотя с момента первого тоста не прошло и минуты. – Ну-ка, Рудольф Михайлович, скажи что-нибудь эдакое. Ты у нас мастер!
Рудольфа уговаривать не пришлось, он тут же подскочил как ошпаренный и начал тараторить:
– Вот вы, Валерий Николаевич, все правильно (впрочем, как и всегда) сказали о нас, о слугах народа, – подобострастно сказал загорелый начальник департамента. – Мы, чиновники, всегда должны…
– Ну, что-ооооо это такое? – выпятив нижнюю губу, недовольно поморщился префект, заставив загорелого Рудольфа слегка побледнеть. – Ну, что это за слово такое: «чинооооовник», «чинуууууууша»! Терпеть не могу этого слова! Мы – государственные служащие, это звучит гордо и наполняет нас совсем другим смыслом!
– Да-да, конечно, –