пришлось на тяжелые годы бед и испытаний для России и Церкви.
В конце XIX – начале XX века русское общество переживало период бурных перемен, переустройство всего уклада жизни: еще был крепок самодержавный строй, сохранялись в народе любовь к Богу и почитание царя, но в то же время бурно развивалась техника, в повседневную жизнь входили железные дороги, телефон и телеграф; все большую свободу отвоевывала печать; росло число грамотных; возрастали всевозможные удобства жизни наряду с сохранением множества нищих и голодных. Русское общество оказалось расколотым по отношению к переменам: большая часть полагала возможным более или менее сочетать полезные нововведения с сохранением традиционных основ жизни. Например, бывший революционер Л. А. Тихомиров, прощенный властью и вернувшийся в Россию, писал 21 августа 1890 года К. Н. Леонтьеву по поводу его книги: “Отца Климента” я уже прочел. Это прекрасная книга. Не говоря о том, что сам о. Климент рисуется как живой, меня заинтересовало главным образом не это – но вы объясняете, как никто, православие и монашество…. У вас же все приспособление именно к русскому интеллигентному уму. Жаль в высшей степени, что вас мало читают именно те, среди которых ваша проповедь Православия была бы особенно полезна…» (цит. по: 137, с. 239). Но показательно, что, восхищаясь Оптиной и старцами, Тихомиров так и не решился посетить монастырь.
В те же годы меньшая часть российского общества, но самая громкоголосая и активная, была убеждена в необходимости полного отказа от традиции ради успешного преобразования страны на заимствованных у Запада началах прогресса, атеизма и социализма. Митрополит Вениамин (Федченков), вспоминая то время, говорил о «недуховном состоянии России» (32, с. 190). Первым врагом для меньшинства стала Церковь. Оптина испытала удар на себе.
В начале лета 1904 года в монастырь явился некий студент Духовной Академии с рекомендательным письмом от ректора, который просил дать возможность подателю провести каникулы в монашеском послушании. Молодой человек был принят по обыкновению радушно и ласково. Для начала дали первое послушание – на кухне чистить картошку и мыть посуду, потом позволили и петь на клиросе. Всего этого было уже немало, но ученому послушнику показалось недостаточно добросовестного исполнения названных послушаний. И он стал самочинно молиться по ночам вместо отдыха. Старцы позвали академиста и увещали его соблюдать меру, исполнять то, что благословлено, иначе можно было впасть в прелесть вражескую. Но самонадеянный умник отвернулся от них, простых, «серых монахов». Вскоре он впал в такое состояние буйного умопомешательства, что пришлось 1 августа посадить его в больницу под замок; небольшое окно там было закрыто железой решеткой.
А 2 августа, когда во Введенском храме пустыни шла утреня, в тот момент, когда иеромонах Палладий ходил с каждением и алтарь был совершенно пуст, в раскрытые западные ворота церкви вошел некто совершенно голый. Храм был полон народа, у самой входной двери стояли несколько физически