Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского
Жил он в скудных условиях, так что не мог обойтись без помощи отца, чем тяготился. Лишь в августе 1806 года с назначением учителем поэзии и лаврским проповедником его жалованье увеличилось настолько, что можно было обходиться без родительской поддержки.
Заметим, что должности лаврского проповедника ранее не существовало, и митрополит Платон учредил ее специально для Дроздова, чьи таланты успел высоко оценить. Самому Василию Михайловичу это назначение виделось труднейшим испытанием, он ясно сознавал свою малоопытность, тем более очевидную в присутствии признанного церковного витии владыки Платона, чьи проповеди имели европейскую известность. Однако как в учебе, так и в проповедании Дроздов не без робости, но с надеждой на помощь Божию исполнил повеление начальства.
Первая проповедь была произнесена им еще в 1803 году на день преподобного Сергия: «…Пространство веры неудобообъемлемо, – говорил он в ней, – Оно не ограничивается в тесных токмо пределах мертвого понятия о Божестве и человеческом естестве… Веру можно уподобить прекрасному древу, обогащенному удивительными плодами». Здесь наряду со школярской риторичностью и старательно подобранными архаизмами уже видны замечательные черты будущего великого проповедника: сила и энергия веры, глубокая убежденность в евангельских истинах, четкость построения проповеди и последовательность раскрытия главной темы, афористичность речи. С 1806 года он все чаще произносит проповеди в храме, вызывая восхищение не только молящихся, но и самого строгого ценителя. «А у меня появился отличнейший проповедник – учитель Дроздов, – писал митрополит Платон своему викарию епископу Дмитровскому Августину (Виноградскому). – Я сообщу его проповедь, и удивитесь».
Происходит дальнейшее сближение старца-владыки с молодым Дроздовым. Как знать, не прозревал ли митрополит Платон в скромном и невидном собою учителе своего преемника? Дважды обращались к нему жители Коломны с просьбой рукоположить Дроздова в иерейский сан и отпустить его в родной город на приход, но владыка отказывал им: «Он мне самому нужен!».
Митрополит еще в феврале 1806 года предложил Василию избрать монашеский образ жизни, но он уклонился от ответа.
Возможно, молодой учитель находился в муках выработки собственного жизненного идеала, и потому кое-что в стиле митрополита его смущало. Кое-что – это картины Болонской и Римской школы, китайские ширмы, занавеси и фарфор, статуэтка Будды на яшмовой колонне в митрополичьих покоях; это пение кантов семинаристами в лавровых венках, фейерверк и иллюминация при приеме в Лавре коронованных особ – смешение светского и духовного, затейливое и свободное соединение строгих церковных начал и мирского буколического духа XVIII века. Василий ничего этого не осуждал, но едва ли мог принять.
Душа человеческая – тайна для окружающих, а подчас и для самого человека. Как понять себя? Как распознать свое истинное призвание? Как верно определить свое место в жизни и способ своего служения? Эти вопросы волновали молодого учителя. Вероятно, ответ он искал и в книгах святого Григория Богослова, которого всегда