же шел, гулял по такой пустынной местности. Хотя там весь Чикаго – это пустынная местность с разрозненными домами совершенно. И возле одного из домов стояла машина, стоял человек и нервно курил: очень нервный человек очень нервно курил. Когда я проходил мимо, он говорит: «Паша». Только представьте: я в пустыне Чикаго, вокруг никого, только этот нервный человек, и он мне говорит вообще на русском языке: «Паша». Все это было очень подозрительно. Я говорю: «Ну, да, Паша». Он говорит: «Кашин?» – я: «Ну, Кашин, Кашин». Все. Я уже начал думать, в чем подвох. Тогда он мне говорит: «Да я твой фанат, я только твою музыку слушаю». Мой мозг уже начал там высчитывать все варианты возможные… ну, нереально, чтобы какой-то там розыгрыш приехал куда-нибудь и меня ловили в пустыне. Выяснилось, что этот парень родился в Штатах, учится в Чикаго в бизнес-школе, и в первый же день нашего знакомства он мне говорит: «Давай, поступай к нам в университет учиться в Advance Music School». На что я ему говорю: «Как это? Сейчас уже середина сентября». «Пойдем, там есть лектор Дубовски (то ли польская фамилия, то ли странная), с ним поговорим, сделай резюме». Ну и, в итоге, произошла эта история произошла с обучением в университете по продвинутой музыке и английско-американской поэзии, затем, в Лос-Анджелесе, я писал сценарии с моим приятелем Винсентом Мозарой. Да, такая история про «мыло».
Конечно, если бы я остался в России, я бы поддерживал свой шоу-бизнес, но, думаю, никакого нового дыхания в нем бы не было. Мне на тот момент уже было скучно писать песни. Хотелось более глобально смотреть на все, в том числе и на них. А это невозможно, пока ты не побывал в каких-то странах. До Чикаго я жил еще в Лондоне какое-то время. И тогда я понял, насколько у людей разные взгляды на одни и те же вещи с самых разных точек зрения. И ты задумываешься, насколько ты можешь соответствовать мировому стандарту песни. Скажем, взять Леонарда Коэна – канадского певца – да, он, конечно, не так популярен, как Мадонна, но по своим качествам он глобален, он звучит как мировой масштаб. Залы у него, думаю, были меньше, когда он отправлялся в свои туры. Но дорого то ощущение мирового видения. Через какое-то время я приехал обратно в Россию. На самом деле, приехал обратно, потому что… в новостях американских совсем не говорили о России и показывали, кажется, только двух российских политиков: Ельцина и Жириновского. По новостям вообще складывалось устойчивое впечатление о России, что все разумные люди оттуда уехали, а неразумные остались. Думал, это не так. Однако когда я приехал, в Петербурге не было света на улицах. Я остановил машину, чтобы доехать до дома. Остановился шестисотый Mercedes – меня иногда узнают на улицах, и я подумал, что это именно тот случай, когда меня признали и просто хотят подвезти. Оказалось, нет: человек просто таксовал, потому что у него на бензин не было денег, как я понимаю. Если говорить о том, горечь или радость я испытывал по возвращении, то нет во мне этого русского чувства – ни горечи, ни радости по отношению к Родине. Родина – это то место, где мы выбрали жить, еще не будучи