4
Анна рассматривала человека, который второй день ходил за ней по пятам, через залитое дождем стекло закусочной. Она очень внимательно его рассматривала, пыталась вспомнить, где она могла его раньше видеть. Она точно его видела когда-то. Совершенно точно. Но вот когда? Где? При каких обстоятельствах? Или он просто ей кого-то напомнил? Память. Память, что с тобой стало?
Человек был мужчиной. Достаточно высоким. Не худым и не толстым. Еще он был сильным. Она поняла это по его походке. Он напомнил ей спортсмена, когда с легкостью перепрыгивал через широкие лужи и ловко огибал людей, попадающихся ему на пути. Никакой суеты, все четко.
Это снова он, подумала Анна со вздохом и полезла в сумочку за телефоном. Это снова он – ее бывший муж установил за ней слежку. Приставил наблюдателя, чтобы насобирать как можно больше компромата, способного навредить Анне в суде.
Суд уже через неделю. На этом заседании будет решаться судьба их дочери. Маленькой Анюты, голубоглазой, кудрявой, смешливой шалуньи. Он хочет отобрать ее у Анны. Хочет оставить ее себе. Как очередной трофей, как очередную награду в борьбе за титул победителя. Анютка была ему совершенно не нужна! Все то время, что она прожила у него, а это почти год, он виделся с дочерью дней двадцать, если сложить, не больше. Девочка воспитывалась гувернантками и свекровью. Папа делал деньги. Папа делал людей. Кидал их, унижал, втаптывал в грязь. Как в случае с ней – с его бывшей женой Анной.
Почувствовав, что сейчас расплачется на глазах посетителей закусочной, она подняла бокал с ледяным пивом, приложилась к его запотевшему краю и щедро отхлебнула. Подцепила с тарелки соленую сушку и впилась в нее зубами, чтобы не завыть прилюдно.
Этот гад – ее бывший муж – обложил ее со всех сторон. Он отслеживал каждый ее шаг по кредитке, которую вручил при разводе в качестве отступных. Он присылал ей по почте фотографии ее проколов. Фотографии сопровождались издевательскими комментариями. И еще он звонил ей, когда она мучилась похмельем, и, издевательски хихикая, спрашивал, что ей привезти: сока или вина? Или водки? Или все же пива?
Анна хлебнула из бокала еще, и еще, и еще. Пиво почти закончилось. Соленые сушки с тарелки исчезли. Она прикрыла растопыренными пальцами пустую тарелку, поскребла ногтями старый общепитовский фарфор, словно надеялась на чудо. Бац – и немудреная закуска появится. Чуда не случилось. Тарелка осталась пуста. В желудке неприятно заныло. Он требовал еды. Она не ела уже два дня. Ничего, кроме спиртного и черного хлеба. Денежный лимит на месяц закончился три дня назад. До начала месяца, когда она снова сможет воспользоваться кредиткой, еще неделя. Надо было как-то выживать. Неделю. Через неделю заработает банковская карта. Через неделю будет последнее судебное заседание, на котором будет решаться судьба ее дочери Анютки. Голубоглазого смешливого чуда, которое она боготворила и боготворит. И с которым ей почти не дают видеться.
– Ты, Анна, превратилась в отрепье, – не без удовольствия изрек при последнем свидании ее бывший муж. – И такому существу не место в жизни Анюты. Ее ждет долгая, счастливая