Моя кровать вон там, и я сплю на ней, Родди.
Родериг осатанел от такой наглости и с глухим ревом бросился на меня. Вторая драка за день – это уже перебор. Я уклонилась от его удара и спряталась за кровать.
– Как насчет мирных переговоров? – предложила я. Курсанты, окружившие нас, радостно заржали. Родериг одним ловким движением преодолел разделявшее нас расстояние и попытался схватить меня за шиворот. Я перекатилась под кроватью и показала ему язык. Он бросился в погоню. Мы метались, как два зайца, между кроватей, опрокидывали на пол соломенные матрасы, кидали друг в друга сапоги, кружки, корки хлеба. За нашей борьбой собрались понаблюдать все, кто трудился во дворе. Комендант одобрительно кричал:
– Бей его, парень!
Родериг считал, что подбадривают его, а я – что меня. Правда на стороне сильнейшего!
Наконец Родериг выдохся и сел на ближайшую кровать.
– Тебе конец, – просипел он, глядя в мою сторону налитыми кровью глазами. – Задушу ночью, как куренка.
– Ты не сделаешь этого, Родди, – улыбнулась я. – Мы ведь друзья. Кстати, я не против, чтобы ты звал меня Рин.
– Ты покойник, Рин!
– Хорошо, сам напросился.
Я соорудила воздушную петлю, обвила ее вокруг предплечья Родерига и с силой потянула. Он кубарем свалился на пол под хохот всей казармы.
– Как ты это сделал? – пробормотал он, оскальзываясь на соломе, выпавшей из матраса.
Я ухмыльнулась и пожала плечами.
– Готовься превратиться в жабу, Родди!
Когда он подошел ко мне и встал рядом, мне показалось, что надо мной нависла скала, которая того и гляди меня раздавит. Но Родериг хлопнул меня по плечу и сказал:
– А ты не промах! Пойдем, я угощаю. Тебе хоть пиво-то можно?
– Предпочитаю молоко.
Новый взрыв смеха чуть не сшиб меня с ног. Только сейчас я стала понимать, чем могла кончиться моя выходка. Отец часто говорил, что острый и притом болтливый язык – прямой путь в раннюю могилу, но я никогда не придавала значения его словам. Впредь стоит вести себя чуточку осторожнее.
Мы с Родеригом вышли из казарм и направились к ближайшей таверне. Девушка, разносившая пиво, подмигнула ему, и я поняла, что он тут свой.
– Падай, – сказал Родериг, шлепая по натертой до блеска лавке. – Пиво мне и молоко братику.
– Про молоко – это шутка была, – объяснила я официантке. – Тащи палинку.
Палинкой в Узоре называли пряное варево из фруктов и ягод. Хмеля в ней было чуть, а согревала она лучше, чем глинтвейн. Матушка Зузанна знала секретный рецепт, и ее палинка славилась на всю округу. Здесь же повар жалел черноплодной рябины, поэтому настой был светло-красным и приторно сладким, без оттенков.
– Рассказывай, откуда такой взялся, – велел Родериг, отхлебывая пиво. – Ты маг, да?
– Маг, – подтвердила я. – Мать послала на зиму в город, на заработки. Пристроился в «Соловей».
– А колдовал зачем? Жить надоело?
– Ты, Родди, когда-нибудь