Это примерно так же, как с теми вашими клиентами, которых вы терпеть не можете… Но это дело с дефенестрацией тем и интересно, что никто ничего не конкретизировал и не подсказывал, сказали: «Интересно всё, что накопаешь».
Он так увлёкся рассказом, что не сразу заметил, как Варвара внезапно прекратила заниматься макияжем и смотрела на него и изумлённо, и испуганно. Голубые глаза вдруг налились серой тревогой, и Киш не удивился бы, если бы она снова заплакала.
– Почему вы на меня так смотрите? – смутился он.
– И вы говорили мне про опасность? – то ли возмутилась, то ли попеняла ему она. – Ваша профессия куда опасней моей!
– Почему? – поразился он, машинально возвращая ей зеркальце.
– Потому что это дело очень опасное! – объяснила она ему, как маленькому.
– Почему? – по-прежнему не понимал он. – Что в нём опасного?
Варвара вздохнула и направила зеркальце на него:
– Посмотрите, Киш, на себя и повторите эту фразу: «Но это дело с дефенестрацией тем и интересно…», просто повторите.
– А что такого в этой фразе? – заупрямился он. – И что опасного в этом деле?
Варвара смотрела на него с сочувствием, которое Киш не понимал и не принимал. Несколько секунд они играли в кто кого перемолчит.
– Я знаю, что такое интеллектуальный азарт, и очень хорошо вас понимаю, – мягко произнесла она (он подумал: вот таким голосом она говорит со своими пациентами). – Но здесь опасность не в ожиданиях ваших заказчиков, а в ваших. Жажда ожиданий их не коснётся – они просто заплатили, чтобы жаждали вы. Настоящего, как вы говорите, результата. И в результате они-то останутся чистыми, а вы иссушите душу…
– Каким это образом? – грубовато спросил он. – И вообще, о чём это вы?
Варвара ответила не сразу, – она смотрела на него испытывающее, то ли подбирая нужные слова, то ли надеясь, что он и сам додумается, то ли собираясь с духом. И, наконец, снова заговорила.
– Вы ведь хотите это увидеть? – она спрашивала, но на самом деле утверждала. – Вы приехали, чтобы увидеть дефенестрацию? Вам хочется, чтобы озверевшая толпа начала выбрасывать из окон чиновников и банкиров, а вы потом могли написать об этом в своей работе?
Ему сделалось неуютно: жарко лицу от стыда и как-то по-тоскливому холодно внутри. Он стоял потрясённый тем, как легко она прозрела то, в чём ему не хотелось себе признаваться.
– Какими б они ни были, Киш, это ужасно.
Всё было кончено.
«Зачем, – успела пронестись мысль, – зачем, радость моя, ты это сделала?..»
– А с вами надо держать ухо востро, – невесело улыбнулся он, медля с тем, чтобы распрощаться с ней навсегда. – Это действительно ужасно… Ещё можно понять взбалмошных манифестантов: пусть они жаждут крови, но ведь они – негодуют против несправедливости… А у меня – просто исследовательский интерес и желание прославиться…
Он говорил это, глядя в потрясающе синее небо, чтобы не видеть