– мое.
Яна потащила меня к компьютеру. Что-то показывала. Что-то она уже прочитала. С кем-то созвонилась. На днях – буквально завтра или послезавтра – будет консультация. Для начала в нашем онкоинституте. Никаких диспансеров. Там по моему профилю даже не оперируют – нет специалистов. Она крепко сжимала мою руку.
Я подумал, что если кто-то и вернет меня на эту планету и сделает ее снова моей, то это она. Вряд ли я в это действительно верил; но мне нужна была соломинка, за которую можно уцепиться.
Влад сказал, что закончился хлеб. А Майя требует бутерброд; Майя обожает бутерброды с маслом. Яна засуетилась: Влад, сходи. Я сказал: давай я. Я же не лежачий. Яна смутилась: я просто хотела, чтоб ты отдохнул. Я покачал головой: ну что ты так, как будто я уже умираю. Все нормально, мне не сложно сходить за хлебом. Все эти слова, это было так странно. Как будто немного неправда. Как будто говоришь что-то, что говорить принято, но чему сам не до конца веришь. Может, я уже умираю. Может, мне уже следует лежать, не вставая, в надежде хоть немного продлить срок оставшейся жизни.
Влад, пойди с папой, сказала Яна. Наверно, она боялась. Влад без слов пошел обуваться. Купите и молока заодно, сказала Яна. Я пока подожду звонка. Тетя должна перезвонить. У нее коллега лечился с подобным диагнозом, она с ним переговорит.
– И как? – спросил я.
– Что «и как»?
– Лечился – и что в результате?
– До сих пор жив, – сказала Яна. – Правда, его оперировали в Германии.
Мы с Владом спустились вниз. Влад все еще посматривал на меня с удивлением. Как будто не верил, что я могу умереть. Как будто ему сообщили новость не о том, что у отца рак, а о том, что инопланетяне приземлились возле стадиона СКА – в трехстах метрах от нашего дома. Такой у него был вид. Я не знал, как с ним поговорить об этом. Никогда не думал, что придется так. Но поговорить надо – раз уж мы остались наедине. Возможно, это стоило сделать в другой обстановке. Но получилось, что мы поговорили по дороге в магазин за хлебом и молоком. Я сказал, что могу умереть. Что это не шутка: у меня рак. Это серьезная болезнь. Ему придется во всем помогать матери – в случае чего. Будет сложно, сказал я. Но вы справитесь. Эти слова словно уже существовали во мне. Может, я их где-то вычитал. Может, подсмотрел в кино. Это были обычные в таких случаях слова, которые произносят, наверное, все. Говорить их было легко: слова выскакивали изо рта как мыльные пузыри. Только подуй – летят.
Влад молчал.
– Хорошо? – спросил я.
– Хорошо, – сказал Влад.
Я похлопал его по плечу. Спросил, как дела в школе. Буквально через неделю начнутся каникулы. Это хорошо, что каникулы: он cможет сидеть с Майей. Беготни предстоит много. Конечно, есть детский сад. Но, может быть, некому будет отвести ее в детский сад. К тому же Майя, после того как начала ходить в садик, стала часто болеть. Она может опять подхватит инфекцию; тогда о детском саде придется забыть. Надо позвонить бабушке в Новочеркасск. Не хочется ее пугать, но