смеющимися черными глазами и ямочкой на подбородке. Когда я некоторое время спустя посмотрел «Доктора Ноу», Джеймс Бонд показался мне похожим на Антона Захарыча. От Шона Коннери нашего препода отличала лишь жесткая щеточка седых усов да очки в тонкой металлической оправе – большая редкость для тех лет. Сам я тогда носил еще тяжелые роговые «окуляры» и не успокоился, пока всеми правдами и неправдами не обзавелся очками «как у Антона Захарыча» и после этого, наконец, окончательно перестал стесняться своего «немужественного» аксессуара.
Говорил Антон Захарыч негромко, но уже через четверть часа после начала лекции каждому стал ясен смысл прозвища Будильник. Проснулись даже перманентно хвостатые оболтусы с задних рядов, и все жадно слушали потрясающего лектора. Он рассказывал о документах, о том, какую роль они играют в нашей жизни, о том, что эта роль не просто важна – зачастую она бывает решающей, а подчас и роковой. Его рассказы походили не столько на лекции, сколько на увлекательнейшие детективы. Недаром мы слушали их затаив дыхание. И сами не замечали, что не просто «усваиваем учебный материал», но вдобавок и заражаемся, да что там – насквозь пропитываемся живейшим интересом и даже страстью к архивному делу, которыми так щедро делился с нами Антон Захарович. Его сердце остановилось, когда нам оставался год до дипломов, и мы восприняли эту потерю очень болезненно, как утрату самого близкого человека. Но главное – любовь и интерес к архивному делу – Антон Захарович в наших душах оставил. С тех пор будущая профессия уже не только не пугала меня, но даже напротив, привлекала и манила.
Видимо, памятуя собственные студенческие годы, мои родители отчего-то очень боялись распределения. И сколько я ни пытался объяснить, что времена, когда закончившего столичный вуз москвича могли распределить куда-нибудь в глухомань, давно прошли, родители все равно озаботились этой проблемой и снова понажимали на все доступные им рычаги. Так я попал в одно из подразделений столичного Главархива на должность младшего архивиста. К работе – спасибо Антону Захарычу! – я приступил, что называется, с горящими глазами. С неизбывным энтузиазмом начал осваивать компьютер, который у нас по старинке еще называли электронно-вычислительной машиной, а также микрофильмирующую, звукозаписывающую и видеоаппаратуру, убежденный, что вскоре все это найдет широчайшее применение в архивной работе. И к тому же я занимался любимым делом, с интереснейшими документами, по большей части просто старыми, а иногда и прямо-таки древними. Оклад в сто двадцать рублей сейчас выглядит смешно, а тогда это были нормальные деньги, на которые можно было жить, не шиковать, конечно, но как-то сводить концы с концами. По уговору с родителями я отдавал треть зарплаты в семейный бюджет, а остальные восемьдесят рублей без зазрения совести тратил на собственные нужды. У меня, наконец, появилась постоянная девушка – Аленка работала лаборантом в соседнем отделе. И я мог позволить себе, пусть не часто,