писал их, стараясь передать сложный, напряженный колорит.
Тут же он напомнил себе собственный девиз: рисунок как у Микеланджело, колорит как у Тициана…
Но его великий учитель Тициан любил яркие, интенсивные цвета, хорошее освещение, которое позволяло выявить и раскрыть всю красоту предметов и человеческих лиц…
Мастер Якопо подошел к основанию широкой мраморной лестницы и решил позднее подумать о парадоксе освещения.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, он повернул налево, как велел ему наглый привратник, прошел по коридору и оказался перед неплотно закрытой дверью, из-под которой пробивался неровный, колеблющийся свет. Прежде чем открыть эту дверь, он заглянул в проем, чтобы убедиться, что пришел куда надо.
За дверью находилась довольно большая, скудно освещенная комната с висящими по стенам ткаными коврами, узоры которых терялись в полутьме. Посреди комнаты, немного наискосок, стоял длинный стол, заставленный полупустыми блюдами и кувшинами с вином. Трапеза, судя по всему, подходила к концу, и люди за столом были заняты каким-то важным разговором.
Внезапно мастер Якопо понял, что напоминает ему эта картина.
Тайная вечеря!
Так же, как во время последней трапезы Иисуса с учениками, за столом было тринадцать человек, среди которых ни одной женщины. Так же, как во время той великой и трагической трапезы, один из присутствующих выделялся среди прочих, словно отмеченный печатью избранничества и роковой, неотвратимой судьбы. Это был мужчина примерно сорока лет с красивым лицом, которое немного портил шрам на левой щеке. И на этого человека падал свет от укрепленного на стене канделябра, создавая вокруг его головы сияющий нимб.
«Словно Иисус на Тайной вечере…» – подумал невольно живописец.
По левую руку от человека со шрамом, там, где в сцене Тайной вечери обычно помещают Иуду, сидел пожилой мужчина с решительным и властным лицом, в богато расшитом камзоле лилового бархата, украшенном шелковой перевязью.
Мастер Якопо невольно залюбовался открывшейся перед ним картиной.
Ему захотелось написать ее.
Вот так, подумал он, именно так он напишет Тайную вечерю, которую заказал ему тот молодой каноник, что приходил на днях в мастерскую…
Один из сотрапезников повернул голову к двери и настороженно проговорил:
– Кто там?
Мастер Якопо смущенно закашлялся, открыл дверь и вошел в трапезную. У него было такое чувство, будто его застали за каким-то недостойным поступком.
– Кто ты? – раздраженно проговорил тот же человек, поднимаясь из-за стола.
– Якопо Робусти, живописец, – представился мастер и добавил, чтобы избежать лишних вопросов: – Многие называют меня сыном красильщика, Тинторетто.
– Ах да, ах да! – Господин заметно успокоился и насмешливо оглядел своих друзей. – Не беспокойтесь, господа, это тот славный живописец, о котором я вам говорил. Если вы не возражаете, я переговорю с ним в соседней комнате.
Господин –