инвентарь…
– Сейчас как раз проверяют, все ли на месте.
Маркус снова взглянул на останки молодой монахини. Непроизвольно стиснул медальон, который носил на шее: архангел Михаил с огненным мечом. Покровитель пенитенциариев.
– Нам пора, – объявил Клементе. – Время вышло.
Тут из леса донеслись шорохи. Кто-то двигался по направлению к поляне. Маркус поднял глаза и увидел, что в темноте обозначилась вереница теней. У некоторых в руках были свечи. При слабом свете этих огоньков он распознал фигуры с покрытыми головами. Лица занавешены темной тканью.
– Это сестры, – шепнул Клементе. – Пришли забрать тело.
При жизни только они могли видеть ее лицо. После смерти они единственные могли позаботиться о погребении. Таково правило.
Клементе и Маркус отошли в сторону. Сестры молча окружили жалкие останки. Каждая из них знала, что ей делать. Кто-то расстелил белое полотно, другие стали подбирать с земли фрагменты тела.
Только тогда Маркус расслышал звуки. Согласный гул, происходящий из-под ткани, закрывающей лица. Литания. Они молились на латыни.
Клементе схватил Маркуса за руку и потащил прочь, но в этот момент одна из сестер прошла рядом. И он отчетливо расслышал фразу:
– Hic est diabolus.
Дьявол здесь.
Часть первая
Соляной мальчик
У ног Клементе лежал холодный ночной Рим.
Никто бы не сказал, что человек в темной одежде, прижавшийся к балюстраде, – священник. Дворцы и купола простирались под ним, базилика Святого Петра выше прочих. Величественная панорама, открывающаяся с холма Пинчо, неизменная в веках, на фоне которой всегда кишела жизнь, крохотная и бренная.
Клементе смотрел на город, не оборачиваясь на звук шагов, раздававшихся за его спиной.
– Ну, что скажешь? – спросил он, не дожидаясь, пока Маркус подойдет.
– Ничего.
Клементе кивнул, нисколько не удивившись, потом повернулся к другу-пенитенциарию. У Маркуса был измученный вид, на лице многодневная щетина.
– Сегодня исполняется год.
Клементе молча заглянул ему в глаза. Он знал, о чем речь: исполнился год с того момента, как в садах Ватикана нашли расчлененный труп монахини. За этот немалый срок расследование пенитенциария ни к чему не привело.
Никаких следов, никаких улик, даже ни единого подозрения. Ничего.
– Думаешь отступиться? – спросил он Маркуса.
– А что, разве я могу? – вскинулся тот. Убийство монахини явилось для него суровым испытанием. Охота за человеком, запечатленным на фотограмме с камер видеонаблюдения, – европеоидной расы, за пятьдесят – оказалась безуспешной. – Никто его не опознал, никто его не видел. Мы знаем его в лицо, вот что меня больше всего бесит. – Маркус помолчал, глядя на друга. – Нужно перепроверить всех мирян, работающих в Ватикане. А если опять ничего не всплывет, приняться за священников.
– Никто из них не похож на фотографию – к чему терять время?
– Кто может поручиться, что убийце никто