неузнаваемым человеком, у которого давно уже не было аппетита, и он, только после настойчивых уговоров дочери или жены, соглашался принять крошечное количество пищи, долго держа ее во рту, до тех пор, пока она превращалась в жидкость и самотеком выливалась в его сморщенный от голода желудок. Да, он прав… единственное, что он мог делать, превозмогая свои мучения, это шутить.
– Папа, – произнесла она после некоторой паузы, – папа, я хотела сказать тебе, что я… я люблю тебя! – на её изумрудных глазах показались слёзы, которые она всеми силами старалась скрыть. Но они упрямо прочертили две отчётливые, тёмные и мрачные с виду дорожки на ее лёгком макияже, а две из них тяжело упали на затянутую шёлком высокую грудь.
– Правда? – он посмотрел на неё и улыбнулся. А заметив ее мокрые глаза, решил приободрить, сказав:
– Ты любила меня чуточку больше, чем сливочный крем, Эйрин?
– Конечно, папа. Намного больше, чем сливочный крем! – она прикоснулась к его бледной неподвижной руке, прокрутила на запрястье браслет, служивший медработникам для идентификации пациента. Они, прежде чем дать ему лекарство, сканировали с браслета штрих-код. И почти всегда ещё и переспрашивали дату рождения и фамилию, чтобы избежать ошибки.
– А я… я люблю тебя больше всех на свете. Не помню, говорил ли я, что ты чуть не умерла во время родов. Тебя принесли – крошечный комочек – запеленованную в ситцевую ткань. Я вспоминаю, как осторожно взял тебя на руки, и по моим глазам катились слёзы радости. Да, огромной радости, даже несмотря на то, что я очень хотел иметь сына… хм… – он осёкся, но тут-же продолжил. – Но когда Бог дал мне тебя, я ощутил наивысшее счастье. В самом деле – какая разница – сын у тебя или дочь!
Она тихо слушала его повествование.
– Я ничего не понимал в воспитании детей, особенно девочек. Наверное, я был недостаточно хорошим отцом…
– Ну что ты, папа! Ты был и остаёшься самым лучшим отцом на свете! Ты – мой герой! И ты любишь мою маму. Хотела бы я, чтобы мой мужчина относился ко мне так же хорошо, как и ты к своей жене.
– Ты преувеливаешь, Эйрин.
– Вовсе нет! В раннем детстве ты носил меня на руках, кружил меня так, что дух захватывало, подбрасывал и ловко ловил, не давая упасть…
– Хорошо, что я это делал тогда… когда ты была маленькой, и у меня ещё не болела спина…
– Ты всегда был рядом со мной, папа. Охотно интересовался моими увлечениями и всегда был готов прийти мне на помощь. У нас с тобой были даже секреты от мамы. Помнишь, как ты веселил меня, когда мы играли в прятки? Как учил меня танцевать джигу и отличать рил от хорнпайпа?
– Я помню, что у тебя долго не получался «степ», – молвил он.
– Да. Ты повторял раз за разом: «почувствуй ритм», «держи спину ровно и голову прямо», «не смотри себе под ноги»… Это было так забавно! А помнишь, как-то в школе меня дразнили «рыжей метлой», а ты успокаивал меня, твердил, что я самая-самая красивая… как принцесса!
– Потому