Сёренсену. Они стояли под стройным кустом; на его верхушке играло солнце, капель буравила снег.
– Что я могу сказать? – Сёренсен казался обиженным, сверх того – раздраженным. – Смерть наступила более двадцати четырех часов назад. Классические трупные пятна, полное отвердение жевательных мышц.
– А конечности? Ну что? Почему вы молчите?
Они разговаривали все тише, но все более нервно.
– Вы сами видели.
– Я не врач.
– Окоченения нет. Но кто-то и нарушил его. И баста.
– Оно наступит повторно?
– Должно наступить частично, но не обязательно. Разве это важно?
– Но оно действительно было?
– Окоченение наступает всегда. Вам должно быть это известно. И прошу на меня не давить, так как я ничего больше не знаю!
– Благодарю, – произнес Грегори, не скрывая раздражения, и направился к двери. Она была приоткрыта, но, чтобы войти, требовалось перешагнуть, вернее, перескочить через труп, поэтому он сказал себе, что лучше не оставлять лишних следов, здесь и так все порядком затоптано. Он сбоку потянул за скобу. Дверь даже не дрогнула, плотно засыпанная снегом. Он дернул ее. Дверь резко заскрипела, с грохотом ударив в стену. Внутри царила тьма. Сквозь щель за порог нанесло немного снега, который растаял, образовав мелкую лужу. Грегори постоял с закрытыми глазами, ощущая неприятный холод, исходивший от стен, и терпеливо ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света; стекло второго, замазанное известью, оказалось почти непрозрачным. Посредине стоял гроб, выстланный стружками. На его край опирался венок из хвои, обвитый траурной лентой. Можно было прочесть выполненную золотом надпись: «Безутешная скорбь». В углу вертикально стояла крышка гроба. Полом служила плотно утрамбованная земля, под окном лежало немного рассыпанных стружек. У другой стены Грегори различил кирку, лопаты и связку свернутых, измазанных глиной веревок. Еще там валялось несколько досок.
Он вышел из морга и зажмурился – глазам стало больно от света. Полисмен, стараясь не коснуться покойника, осторожно прикрывал его брезентом.
– Вы дежурили в эту ночь до трех, верно? – спросил Грегори, приблизившись.
– Так точно, – вытянулся полисмен.
– Где находилось тело?
– Во время дежурства? В гробу.
– Вы проверяли?
– Так точно.
– Открывали дверь?
– Нет. Светил фонариком в окно.
– Стекло было разбито?
– Нет.
– А гроб?
– Что?
– Гроб был открыт?
– Так точно.
– Как лежал труп?
– Обычно.
– Почему покойник голый?
Полисмен оживился.
– Похороны должны были состояться сегодня, а с этой одеждой – целая история. С тех пор как жена Хансела сбежала два года назад, он жил вместе с сестрой. Характер у той скверный, никто не может с ней поладить. Одежду, бывшую на нем в момент смерти, которая случилась за завтраком, она отдавать не хотела, жалко ей стало: