не вернется к нему вдруг, с бухты-барахты.
– Почему? А если завтра эта Анна вдруг решит ему написать? Ну, станет ей скучно в этом ее Израиле? Такое ведь происходит сплошь и рядом, бывшие находят бывших и начинают, как это называется, оживлять былое, – спросила я.
– Просто поверьте. Никогда этого не случится.
– Но почему? – возмутилась я.
– Потому что… потому что она совсем не такой человек, можно так сказать. Если она уходит – то навсегда. Этого не изменить, не исправить.
– Люди меняются с годами.
– Нет. Не она, – сказала Елена Михайловна.
– Даже в том, как вы о ней вспоминаете, я вижу женщину, которую невозможно забыть. Анна обидела вашего сына, она сделала его несчастным, из-за нее он уехал из Владивостока, но вы по-прежнему уверены в ее прекрасных моральных качествах. Можно ли найти лучшее доказательство того, о чем я говорю. Незабываемая бывшая.
Елена Михайловна снова уставилась на ногти. Затем она перевела разговор – да так искусно, что я даже не успела заметить, – и принялась расспрашивать меня о том, была ли я когда раньше во Владивостоке. И убеждать в том, что мне обязательно нужно туда приехать и что там зима, конечно, тоже суровая, зато лето – это рай, и море, и куча морепродуктов, и рыбалка, и вообще, детям там был бы замечательный отдых. Она говорила так быстро, так «монолитно», что вклиниться в это было уже невозможно. Затем она принялась расспрашивать меня о моей работе. Усыпила бдительность.
– Фая говорила, что вы тоже работаете психологом? – тоже – имелось в виду, как и ее сын. В голосе, в интонации – легкий налет разочарования. Еще бы, ее мальчик мог стать хирургом. Елена Михайловна с жалостью посмотрела на груду картошки, над которой я мучилась, и забрала у меня овощечистку. Все же руки хирургов – это восьмое чудо света. Поразительно точные движения.
– А она не прибавляла к этому приставки «горе»? – рассмеялась я. – Обычно это звучит как «горе-психолог», если это говорит моя сестра.
– Она не любит психологов? – в голосе едва прикрытая радость. Повезло Фае, повезло. Чего не скажешь о самом Игоре. Я-то, как никто, хорошо знаю, что это такое – заниматься делом, которое никто не одобряет и за дело-то даже не считает.
– Скажем так, она психологов в целом сильно недолюбливает, но вашему сыну она выдала амнистию.
– Но не вам, так?
– Мне – нет. Она по-прежнему считает, что лучше бы я оканчивала экономический факультет. И вообще, она уверена, что знает, как мне жить так, чтобы жить правильно.
– А вы?
– А я точно знаю, что если бы мне пришлось работать бухгалтером, я бы повесилась. Экономика – это не мое. Господи, как же это у вас получается – так орудовать картошкой этой дурацкой.
– А, это! – Елена Михайловна махнула рукой. – Ерунда. Все думают, что работа врача – это зазубривать латынь и уметь называть все кости до единой их скучными латинскими названиями. Отчасти это и так, но только хирурги после того, как выучили все косточки и еще кучу всего, идут и учатся работать руками. Мы называли это «кружок