быть может, потому, что это сердце людей, которые не применяют Евангелие к своей жизни.
– Ты прав, отче. Мне известны христиане, которых не трогает боль братьев. Они сдержанны во всем. Их любовь ограничивается корректным «сочувствием» и «визитами вежливости». Но мне не хотелось бы разрушать ту духовную атмосферу, которую создал святой Силуан. Давай продолжим. Святые не особенно умиляются красотами зримого мира. Их ум обращен в сердце и занят непрестанной молитвой. Однако в часы отдыха они устремляют свой взор на красоты природы и восторгаются величием творения. Через него они созерцают Божественную славу и обращают сердца к Богу, поясняет архимандрит Софроний.
– Думаю, это правило для всех христиан, – нерешительно поддерживаю я Старца, – восхищаться красотами природы и восходить ко Творцу. Я читал книгу архимандрита Софрония и прекрасно помню, как святой Силуан говорил: когда радость о Боге жива в человеке, он чувствует, что мир прекрасен, и его душа от созерцания зримого мира приходит в состояние «ощущения Бога живого и дивного во всем».
– Давай сделаем еще один шаг вперед. Любовь человека духовного проявляется и в отношении к животным. Я припоминаю одного почтенного святогорского старца, который при виде муравьишки, бегущего по его рясе, прерывал беседу, брал его на руку и выносил во двор каливы со словами: «Слава Тебе, Боже». Непременные условия такой любви – чистота и духовное бодрствование. Человек Божий незлобив. Он не желает зла никому, даже животным. Вы не представляете, отче, какую тревогу я испытываю, когда иду и вижу перед собой копошащихся букашек: переживаю, как бы на них не наступить. Меня научил один святой монах. Когда путь ему преграждала вереница муравьев, он тут же останавливался, опускался на колени и наблюдал за непрекращающимся движением. Он дивился муравьиной череде и плакал от испытываемого при ее виде волнения. Это был человек Божий. Он же, заслышав, как шуршит в сухих летних травах едва-едва ползущая черепаха, умолкал, чтобы не напугать ее. Он радовался встрече и дивился этому несущему свой дом и не знающему забот животному, возраст которого достигает, как известно, ста пятидесяти – двухсот лет.
Старец, встревожась, поднимается со своего места и уходит в кухню. Вскоре он возвращается с подносом и предлагает мне кофе и лукум со словами:
– Прости меня, брат, что до сих пор не угостил тебя. Я увлекся разговором и позабыл об этом, видя твой живой интерес к беседе.
– В самом деле, Геронда, меня тронули ваши слова. Мне вспомнился случай. Несколько лет тому назад я побывал в одном маленьком монастыре. Выходя из него, у основания стены я заметил змею. Она грелась на осеннем солнышке. Чуть заслышав мои шаги, она медленно поползла вдоль ограды. Я молча глядел на нее. На ее спине выделялась ломаная линия со всякими узорами. Первый раз в жизни на таком близком расстоянии мне пришлось столкнуться с живой змеей. Однако я не испытал ни малейшего испуга, а, наоборот, ощутил необыкновенную радость. Я даже жалел ее, зная, что вот еще несколько дней, и она впадет в зимнюю спячку.
– Да,