десятков вчерашних курсантов с командирскими дипломами в карманах (все старше Аркадия) должен был взять командование на себя. Но никто не брал. Наоборот – все сгрудились вокруг раненого.
«Если я начну перевязывать Яшку – перебьют остальных!» – пронеслось в голове Аркадия.
Позвоночником чувствуя: уходят последние мгновения, которые могут спасти полуроту от гибели, Голиков крикнул:
– Вперед – за нашего Яшку! – И, не оглядываясь, побежал.
Товарищи бросились за ним.
Этот первый свой бой Голиков выиграл.
В декабре 1940 года Аркадий Петрович записал в дневнике: «Оксюз Яшка – убит при мне, я его заменил».
Похоронив Яшку, полурота собралась на митинг. Предстояло решить, кто заменит Оксюза. Кандидатура была одна: «Хлопцы! Кто за Аркашку?»
Командирская полурота выбрала самого младшего. Было Голикову в ту пору пятнадцать лет и семь месяцев.
Через несколько дней его назначили командиром все той же роты. Только в ней уже оставалось меньше ста человек.
Смертник, который выжил дважды
Про лето 1919 года, когда Голикову доверили командование ротой, Аркадий Петрович написал потом рассказ «Первая смерть».
«Командир роты, – сказал, подъехав, помощник командира полка, – бой близок, а люди голодны. Идите в тыл, в штаб, и скажите: я приказал прислать консервов».
Голиков повернулся и пошел. Тропка изгибалась между кустов. Он направлялся к своим и потому был спокоен. Когда сзади послышался лошадиный топот, не повернул даже головы, а просто сделал полшага в сторону, чтобы пропустить кавалеристов.
Но топот резко оборвался. Горячее лошадиное дыхание опалило Голикову шею. На своем затылке он ощутил холодное прикосновение винтовочного дула.
«Негодуя на дураков-кавалеристов, – вспоминал позднее Аркадий Петрович, – я осторожно, иначе бы мне разбили череп, поворотил голову – и умер в ту же минуту, потому что увидел вместо наших кавалеристов два ярко-красных мундира и синие суконные шаровары, каких ни бригада, ни красноармейцы никогда не носили».
«Кончено, – мелькнула тысячесекундная мысль, – как это ни больно, как ни тяжело, а все равно кончено». И, побледнев, я пошатнулся с тем, чтобы по железному закону логики спусковой крючок приставленной к затылку винтовки грохнул взрывом.
– Наш! – коротко крикнул один.
Шпоры в бока, нагайка по крупу, и опять никого и ничего. Посмотрел вокруг, сделал машинально несколько шагов вперед и сел на срубленный пень. Все было так дико и так нелепо. Ибо вопрос был кончен: позади – петлюровцы. И опыт войны, и здравый смысл, и все-все говорило за то, что я обязательно должен был быть мертв.
…Далеко на левом фланге отбивалась бригада красных мадьяр. Бригада была разбита, и двое мадьяр прискакали сообщить об этом в штаб нашего полка».
В декабре все того же очень длинного и переполненного событиями 1919 года Голиков «взрывом шрапнельного снаряда» был «контужен в голову и ранен в ногу».
Эта не очень сильная контузия и не столь