и я строчу, понимая, что докричаться невыносимо трудно – до тех, кто плутает в трех соснах, слепнет своей слепотой, задыхается в своих отбросах. Все они спесивы и бесконечно наивны, а я – я почти неотличим. Я тоже слеп и наивен, и по-своему спесив. И потому лишь мы говорим на одном языке. И почти об одном и том же.
Так что вот, сутки за сутками: листы разбросаны по столу; ночь, тьма, мертвая тишина. Я пишу ему, потом отвлекаюсь, пишу всем вам. Глаза слезятся, и пальцы немеют; порой мне холодно и пробирает дрожь; потом, напротив, я весь в поту – строчу в горячечной спешке, пусть иногда лишь по слову в час.
Писать непросто, хоть история безупречна. Ее сюжет последователен и логичен, в ней все взаправду и понятно каждому. Я сам ее выстроил, от и до. Начал с малого и дошел до конца, и получил слишком много, чтобы справиться с этим. Что ни говорите, полезный опыт; глупо было бы таить его в себе. Можете возражать, поднимать на смех, но мне есть что ответить, я скажу: «Семмант!» У одних это вызовет злость, у других – зависть. Но пройдет время, и вы увидите, что я прав.
Он не станет ничьим героем – он, конечно же, никакой не герой. Он не воин-завоеватель, хоть и доблестный рыцарь, не знавший страха. Может даже вас так и тянет посмеяться над ним – как и надо мной. Что ж, наивность его превосходит мою – но и все же он, как ни странно, мудр. Никакие насмешки этому не помеха.
Немногие могли бы с ним подружиться – оттого я горжусь, хоть об этом позже – и уж вовсе никто не стал бы соперничать с ним, надувая щеки. Кто решился бы поменяться местами? Это опрометчиво, небезопасно. Его броня блестит нефальшивым блеском, но не спасает ни от одной из стрел. Нельзя требовать слишком многого от брони. И потом, я знаю, всем интересно другое – что же там внутри, под броней?
Я мог бы ответить коротко, но скажу иначе: а вы снимите с себя слой за слоем. Сбросьте вашу одежду, сбросьте маски, смойте румяна. Гляньте попристальней, просто ли разобраться? Это можно делать лишь в одиночестве – ибо стыдно. Все покровы теперь на полу, с них даже срезаны ярлыки. Только и остается, что дальше вглубь – отметая детали, с сожалением или без. Добираясь до главного, что есть внутри, пусть и скрыто, спрятано под замок. В процессе можно утомиться и заскучать, а добравшись – даже и не найти слов. Что-то незнакомое окажется там – каждый ли подберет название? Думаю, что почти никто. И начнут оглядываться – где намек, хоть тишайший знак? И вновь я скажу: «Семмант»…
Слушайте. Я признаюсь: замысел был в другом. Все задумывалось не так, должно было выйти проще. Кто-то даже и упрекнет: я пошел на поводу у порока – и да, я следовал чужой слепоте. Я потакал чужой алчности – что поделать, я хотел как лучше. По крайней мере, я был бескорыстен, может это оправдывает меня хоть как-то. При том что я вовсе не ищу оправданий.
Не ищу, потому что не чувствую вины – я даже горд собой, мне хорошо. Пусть я многое сделал не так, но теперь я знаю, в чем моя ошибка. В чем ужаснейшее из заблуждений, что может подстеречь любого.
И другие могут узнать тоже – если только у них хватит терпения