синхронно с ним, но все это было так смутно, так слабо, что нужно было забраться в самую глубь души, достать гастроскопическим зондом и рассмотреть на свету, что это было за колыхание. По утрам и вечерам Гортов слышал крики и звон, наверное, не смолкавшие и в дневное время. Как-то его разбудил крик: «Тише! Тише! Не разбуди соседей! Дура! Какая дура!» – развязно кричала бабка. А Софья, наверное, молчала, краснела. А что еще?..
Однажды, возвращаясь с ночной прогулки, Гортов увидел ее идущей от подъезда. На ней была юбка в пол и простая кофта. В каждой руке было по плотно закрученному черному пакету.
– Я провожу вас, – сказал Гортов.
– Не стоит, – ответила Софья, даже, кажется, не поняв, кто это там, в темноте.
Гортов пошел с ней. Вытоптанная тропинка терялась среди кустов. Гортов никогда не ходил по ней раньше.
– Куда ведет эта дорога?
– Куда-куда, на Кудыкину… – Софья, не договорив, ускорилась, словно стремясь оторваться. Гортов тоже прибавил шаг.
Стало совсем непроглядно. Ночь шевелилась с трудом.
– Боитесь? – кричала Софья из темноты.
– Нет.
В нос ударила злая вонь. Желтый худой фонарь вынырнул из-за угла внезапно. Стал виден большой котлован.
– Что это?
Софья не отвечала.
Гортов приблизился к ней и увидел, как вповалку лежали вывороченные баки с мусором. Валялись тюленями распоротые мешки, ребра, картофельная шелуха, неоновые пакеты из-под вредной готовой еды, обглоданные колеса. Все это лежало под окнами. Кружили ужасные злые мухи. Софья бросила не глядя свои мешки.
– Как отвратительно, – Гортов снова не поспевал за Софьей.
Так не должно быть, думал он, кутаясь в куртку. «Ведь мы всегда отличались чистотой от европейских варваров, которые не мылись, чесались, испражнялись прямо из окон замков до поздних веков. В роскошной Венеции говно плавало прямо в воде; гребя по зловонным каналам, пели арии гондольеры. Запах не выветрился до сего дня. А мы в то же время ходили по баням, молочнокожие чистые русы», – развлекал сам себя размышлением Гортов, спеша скорее от свалки. Зад Софьи угадывался впереди во тьме.
У подъезда они остановились. На плече у Софьи болталось перышко, и Гортов без спросу снял его, попутно потрогав тело. Софья посмотрела на него уныло и тяжело, и отвернулась, чтобы идти дальше.
– Давайте выпьем вина! – крикнул ей вслед Гортов.
– Сейчас же пост, – ответила Софья.
– Значит чаю.
– Ну хорошо, ну давайте, – тускло выдавила из себя.
Хотелось плюнуть. До чего ж противно все. Противно, но все же и радостно.
«Чистые русы», – оставшись один в ночи, повторил вслух свою мысль Гортов.
На столе лежала кипа бумаг с пометкой Порошина «вычитать». Это были следующие статьи: «Ни цента содомитам»; «Симптомы странной любви»; «Почему я не могу молиться за Березовского»;