характеристики получились лаконичными. Да и времени прошло слишком много. Извините.
Женя открыл альбом. Фотография всей группы. Обыкновенные ребята и девчата. Совсем молодые. А снимок такой мелкий, что по лицам нельзя было сказать что-то определенного. А вот дальше пошли фото побольше. Каждый сокурсник отдельно, да плюсом короткое пожелание в жизнь. Это было уже существенно. Евгений подолгу рассматривал каждое фото, вчитывался в напутствие, изучал почерк. Свиридов нервно кашлянул. Женя медленно поднял глаза, и посмотрел так, словно впервые видел его.
– Вы пока можете идти. Альбом оставьте. Если у меня возникнут вопросы – я позвоню.
Иван заметно заволновался, а затем нагнулся к Жене, и прошептал:
– Я боюсь.
– Чего? – так же тихо спросил сыщик.
– Киллера.
Легкая и даже чуть грустная улыбка коснулась его губ:
– Пока вам ничего не угрожает.
– Вы так думаете?
– Уверен.
Свиридов не прощаясь, полностью погруженный в свои мысли, покинул их офис. А Евгений продолжил экскурсию по фотоальбому. Всех больше его заинтересовали последние странички альбома. Фотографий тут не было, лишь карикатуры на четверку друзей в мушкетерских плащах, на которых начертаны девизы.
Нестеренко с бутылкой шампанского и бокалом, девиз: «На дне – истина».
Адрахманов на лошади, которая несется во весь опор, девиз: «Только вперед».
Карпухин со шпагой, с кончика которой капает кровь, девиз: «У чести и шпаги враги найдутся»
И, наконец, сам Свиридов, шагающий по лестнице, девиз: «Excelsior».
– Жаль, что остальные студенты не оставили карикатур, не девизов. Порой, это раскрывает сущность человека лучше, чем беседа по душам после обильной выпивки. А на счет характеристик, тут Свиридов прав: набор банальных слов. Ничего интересного.
Евгений откинулся в кресле и прикрыл глаза. Никаких версий он пока не строил. Надо было, как можно больше собрать сведений на Нестеренко и Карпухина. Последним он решил заняться лично.
Дверь ему открыла вдова. Измученная и уставшая. От былой красоты мало что осталось. А то, что в свое время она блистала, не вызывало сомнений.
– А что о нем говорить? – со злостью говорила она. – Жил не по-людски, и умер так же.
– Он случайно не вел дневников?
– Какой там! – взмахнула она рукой, продолжая гладить белье. – Он и писать-то толком не умел. А еще подался в педагогический.
– А кем он работал?
– Да никем. Всю жизнь искал подходящее место. Чтобы не работать, а деньги получать.
– Наркотики давно принимал.
– А я и не знала, что он колется.
– Странно, – прошептал скорее для себя Женя.
– А все из-за баб.
– Почему?
– Однажды он нацарапал карандашом на клочке газеты пару строк.
– Каких? Когда?
Женщина отложила утюг и нахмурила брови.
– Кажется,