недолюбленную женщину. Но Марина не была ни напугана, ни удивлена – она просто приняла все, как есть.
Поднявшись с травы и накинув на плечи сползший к ее ногам халат, она прижалась к стволу и негромко спросила:
– Степа, это же… ты?
В это время налетел легкий утренний ветерок и листва яблони тихо прошуршала что-то в ответ, а ветви как бы согласно закачались. И Марина все поняла, как ей хотелось (а может как и было на самом деле?) Она снова прильнула к стволу дерева, по-прежнему, кстати, теплому, поцеловала его и прошептала:
– Спасибо тебе, любимый! Я не знаю, что это – чудо или я с ума схожу, но я теперь к тебе буду приходить как можно чаще, ладно?
Ветви вновь пошевелились в ответ, и ветра при этом практически уже не было. Марина тихо засмеялась, нежно погладила гладкий ствол дерева на прощание и, легко ступая по утоптанной тропинке, пошла в дом, досыпать. А дрыхнувший без задних ног Егор так ничего и не услышал.
5
С тех пор Марина похорошела, повеселела, и даже бесчувственный Егор заметил эти преобразования в жене.
– Ты это чего, мать, влюбилась в кого, штоль? Смотри у меня! – шутливо грозил он ей.
– Да кому я нужна-то, старая такая, – нехотя отшучивалась Марина.
– Ты-то старая? А ну, иди сюда, щас проверим, какая такая ты старая! – пьяно гоготал снова набравшийся к концу дня халявной водки или самогонки Егор и тянул ее за руку на постель.
– Отстань! – все чаще жестко отвечала ему Марина. – Голова у меня болит сегодня. Да и посуда вон немытая. Спи давай!
– Опять голова болит? – недоумевал муж. Но его огорчения хватало ненадолго – вскоре он начинал прилежно храпеть на их супружеской постели, не дождавшись, пока Марина придет к нему с кухни.
А Марина, убедившись, что нелюбый спит, бежала к яблоне, в которой – она теперь была в этом уверена! – поселилась не только душа, но и, как это сказать-то! – и часть тела Степушки, в нужный момент чудесным образом прораставшая из ствола яблони и так сладко утешавшая неизменно терявшую сознание Марину после того, как ветви яблони обвивали ее и тесно прижимали к себе.
Но однажды произошло непоправимое: некстати проснувшийся Егор вышел по надобности из дома и увидел невероятную картину: его обнаженная жена, вся обвитая ветвями сотрясающейся яблони и ритмично двигаясь по ее стволу вверх-вниз, страстно стонала и громким, свистящим шепотом произносила такие охальные слова, среди которых приличным было лишь одно: «Степушка!».
В ярком лунном свете эта картина выглядела настолько нереалистичной и кошмарной, что остатки хмеля разом вылетели из головы Егора. Он понял одно: это или он сошел с ума, или жена его – настоящая ведьма.
Егор зарычал, бегом вернулся в сени и, схватив топор, вернулся обратно во двор. Он потянул Марину за растрепавшиеся волосы на себя и, с большим усилием оторвав ее от яблони, отшвырнул в сторону.
Марина, как была