но всё шагала, упрямая. И умереть бы ей посреди этих заснеженных лесов в глупой попытке догнать матёрого шамана, но удача была на её стороне! Где-то вдали послышался громкий хруст снега, поступь тяжёлая – ни с чем не перепутаешь: Олави, родненький! Шаман шагал степенно, вразвалочку, будто шёл к себе домой, а не брёл по девственному безлюдному лесу. Мария сократила дистанцию, но всё же предпочла держаться подальше.
Олави всё брёл и брёл, без устали, как медведь-шатун, он мерно шагал, оставляя в снегу глубокие следы. Как занялась вечерняя заря, шаман принялся ломать сухие сосновые ветки, подбирать валежник и складывать у подножья большого камня. Целая куча дров набралась! Олави поглядел на свою работу, пробубнил что-то себе под нос, сел на корточки и достал из заплечного мешка маленького зайчика. Крошка, должно быть несколько недель отроду, испуганно нюхал воздух, прижав ушки.
Шаман поцеловал зверька, попросил у него прощения, а сам как заправский волк одним щелчком челюстей откусил зайчику голову. Кровь брызнула яркой струйкой, и Олави поспешил окропить ею камень. Следом положил на холодную глыбу бездыханную тушку и запалил костёр.
– О, отец тёмный, Туонен-укко, – запел шаман. – Жизнь эту невинную возьми, это мой дар тебе. Дай мне пепел, чтобы обтёр я им ноги – прийти к тебе, оботру лицо и узнаешь ты брата во мне, руки испачкаю – чтобы дверь в твой дом отворить!
Олави уселся прямо на снег, запалил трубку и стал терпеливо ждать, пока тушка зайчика не превратится в чёрные угольки. Когда перестало вонять палёной шерстью, шаман лениво поднялся, растолкал палкой горячие головни и навис над камнем. Из кармана он извлёк короткий нож пууко, резанул по пальцу и нацедил в ладонь алой юшки. Второй рукой взял в щёпоть горстку пепла и растёр в руках, измазал унты и оставил отпечатки на широком лице. Крякнув, шаман зашагал вокруг камня, сделал один круг, второй, а потом исчез, просто растворился в воздухе.
Мария бросилась со всех ног, боясь упустить след шамана. Обежала камень по кругу – ничего. Следы обрываются на третьем витке. Остался только один способ догнать Олави – повторить его ритуал.
Женщина подняла с земли сухую ветку шиповника, оторвала шип и с силой вдавила в палец, на кончике мизинца собралась густая капля. Кап-кап-кап: лужица в ладошке. Мария обмазала кровавым пеплом ноги, лицо, и пошла вокруг камня. Один круг, второй, третий; тьма сгустилась и обволокла покрывалом, потащила куда-то сквозь невидимое пространство, пахнущее землёй, червями и гнилью, а потом выплюнула с силой. Мария открыла глаза и увидела реку на дне ущелья, над пропастью висел ветхий верёвочный мост. Крепкий морозец кусал за щёки, но лёд отчего-то не смог запереть полноводный поток. Острые, будто пики, волны то и дело выпрыгивали над гладью, вода бурлила и шумела. Любой мог найти могилу в этих неспокойных водах, но только не Олави: шаман аккуратно шёл по воде, оставляя на поверхности грязные следы.
***
Кромка острой волны нет-нет, да щекотала пятки Олави, но старый шаман знал наверняка: соблюдаешь