«Христос ВОскресе». В свой отпуск уезжал к родителям в провинциальный городок, где, как говорят, рыбачил и собирал грибы. Как не состоявшийся историк, Кузьмич вел летопись дома, где записывал, кто, когда приехал, сколько детей, когда день рожденья. Соседка, в разговоре забывшая имя или возраст, обращалась к дворнику, как к первейшей инстанции. Иногда он напоминал о дне рожденья, поздравляя при входе юбиляра, забывшего о себе. «Радуница сегодня. Выполню все работы вечером, уехал на кладбище». Писал он объяснительную записку на подъезде, и жители задумывались о том, чтобы самим выбраться к близким.
Послесловие
Эпоха «хрущевок» уходит в прошлое, а с ними вместе и белье на веревках, и елка во дворе, и дворник Егор Кузьмич. Ну куда ему тягать мусорные баки с двадцатиэтажных многоподъездных домов. Тут нужны стальные мускулы, а не доброе сердце и восприимчивый ум. Только пусть среди этих многоэтажек новой Москвы найдется место для Черемух, чтобы наши Новые Черемушки именовались так не голословно.
Словесный портрет или на Сейшелы
Она вышла чрез калитку на нерасчищенную от снега тропку, пробиваясь через сугробы в валенках, несколько раз оставляя калошу в толще снега. Каждый раз, ругаясь, она снимала перчатки и рылась в сугробе, нащупывая черную, резиновую изменницу, насаживала ее обратно на валенок и шла дальше. От калитки до остановки было около десяти минут ходьбы, но по сугробам эти минуты разрастались до получаса, а то и больше.
Вот, наконец, и остановка. Она села на исписанную цитатами из тюремного фольклора лавочку и переобулась: вместо валенок надела замшевые черные сапоги на высоком каблуке. И стала всматриваться в дорогу: по расписанию уже давно, как должен был подойти автобус. Автобуса не было и в помине, и, укутавшись поплотнее, она достала из сумочки зеркальце и стала рисовать мордашку. Еле заметные брови вычертила серым карандашом, задумчиво приподняв на изгибе. Подпудрила круги под глазами, придав лицу однотонный, ничего не передающий фон. На этом фоне ярко заалели губки, мазок помады по щеке, несколько раз потереть – и на лице засиял здоровый румянец. Объемная тушь – и ресницы, действительно увеличились в четыре раза, зашторивая часть обзора. Пытаясь разглядеть качество туши, она устремила взор на верхние реснички и через них разглядела появившийся на горизонте автобус. Пшыкнув духами, она убрала все аксессуары и вошла в салон неотразимой незнакомкой, дышащей туманами, цветами жасмина и морозной неизведанностью. Валенки она заблаговременно поместила в пакет Лореаль Париж, и была теперь сама как с картинки французского журнала. Вот и Москва: нырнув в метро, она уже через двадцать минут заходила через стеклянные крутящиеся двери в центральный универсам страны, ГУМ. Забежав в дамскую комнату, она еще раз попудрила носик, зачесала волосы в хвост и приколола пышный кудрявый шиньон. Теперь начиналось действо: она плавно выплыла из уборной и спустилась на балконы, там выбрала столик с прекрасным обзором и заказала себе кофе. Подключила