Здесь нет сословных ограничений. Пусть он числится крепостным, ты имеешь такое же право взять его в мужья, как и мастерового-дворецкого.
– Шурика? Никогда! Даже не думай об этом.
– Из-за Добрика? – И дернуло же меня сосватать сестренке дворцового очаровашку.
– Добрик ни при чем. Хотя нет, тоже при чем, но не в этом контексте.
– Не понимаю.
– А зря.
На время мы замкнулись каждый в себе. Я перебрал все, что отыскалось в запасниках памяти. Все равно не понимаю. Если дело не в Добрике, не в заполненной нише третьего мужа – в чем же? Стесняется, что обзавелась полузверем-Юлианом? Или настолько свыклась с кандидатурой дворецкого, что теперь не хочет ломать возможной идиллии? Не собирается же она обрастать в этом мире настоящими мужьями?
– Шурик тебе раньше нравился, – сделал я еще одну попытку. – Ты даже целовала его.
Вот теперь воткнувшийся в меня взгляд сказал все.
– Именно! Пусть даже мысли не допускает, что я могу пожелать его в мужья.
А как иначе спасти человека? Неужели не понимает?
Или… понимает? Если спасем Шурика, придется улетать, но сначала – собирать всех вместе, испытывать причал, рисковать всем: положением, жизнью…
Если не выручать Шурика, то у Томы не жизнь, а малина. И, как говорил тот же Шурик, зачем ей тогда весь этот гембель?
– Спи. – Тома отвернулась к Юлиану. – На эту тему позже поговорим.
– А не окажется слишком поздно?
– Спи, говорю.
Если она думает, что может мне приказывать, то ошибается.
– Мы не закончили.
Ее спина содрогнулась от моего толчка, с другой стороны озадаченно и недобро выглянул Юлиан. Я продолжил:
– Если ты против Шурика в качестве невестора, потому что уже комплект, и вакансий вроде как нет, тогда я больше не невестор. Вытаскивайте Шурика без меня.
Томе пришлось обернуться.
– Как же Юлиан справится с этим в одиночку? Даже в лицо не знает.
– Теперь не мое дело.
– Утро вечера мудренее, говорит народ. Давай поверим народу.
– Ошибаться могут все, в том числе целые народы. Если дома смотрела новости, должна знать.
– Что же предлагаешь?
Уже ничего, главное сказано, теперь пусть обдумывает, смиряется и соглашается. Шурика можно вернуть только в качестве невестора.
– Красивых снов, – буркнул я.
И тут завыло. На бойниках, казалось, даже белые балахоны побелели.
– Вот, – прошептал один, – начинается.
– Что начинается? – строго спросил я.
Ну, воет, и что? То ли зверь, то ли человек. Или что-то среднее. В ужастиках и не так воют, хотя там на экране, а здесь в темноте и где-то под боком. Как ни храбрился, а сердце екнуло.
– Сейчас чью-то душу заберут, – сообщил дрожащий голос бойника.
– Кто?
– Черти. Кто же еще.
Если черти, то не страшно. Я сам черт по местным понятиям, значит, встречусь с братьями по крови. Юлиан неуверенно указал пальцем:
– Там.
Тома