всегда был прекрасен.
– Но в тот день особенно.
– Ладно, уговорил. Вспоминай со всеми подробностями.
Глаза, когда-то казавшиеся мне – и девушкам – блестящими, зеркально-карими и выразительными, превратились в мутные бутылочные осколки, спрятавшиеся под набрякшими веками. Красные от полопавшихся сосудов белки тоже не добавляли шарма. Волосы сбились в колотун мышиного цвета, щеки украшала рыжеватая, словно свиной бок, щетина, а губы покрывала белесая корка. Картину дополнял отколовшийся кусочек верхнего резца (я поцарапал о него язык, пытаясь определить размеры ущерба).
– Ну как? Доволен собой? – ехидно поинтересовалась Няя.
Покончив с бурдой (и как только не вытошнило?), она закурила. А чтобы не терять времени даром, принялась прямо на себе ставить очередную вышивку-заплатку на единственные джины. Она всегда что-то мастерила – не феньки, так лоскутные юбки немыслимых фасонов и расцветок.
– Красавчик! И посмей только сказать, что нет.
Я плюхнулся на табуретку и налил в стакан выдохшегося пива из полторашки, закатившейся под батарею. Няя поморщилась.
– От тебя запах такой…
– Грязный и смрадный, без тебя знаю. Угости сигаретой!
– Обломишься.
Она ответила вяло, без огонька, и, расценив это как разрешение, я цапнул одну из ее пачки и с наслаждением прикурил.
– А жизнь-то налаживается…
– Это пока тебя ломать не начало. Потом начнется ползание на брюхе и уговоры: «Ну, Няечка, ну, пожалуйста, дай денег… – Она запищала, изображая мои просящие интонации. – Я все верну, в самый-самый последний раз…»
– Кстати, всегда было интересно: откуда ты берешь бабло?
– Чтобы спонсировать тебя?
– Чтобы существовать самой.
– Работаю. В отличие от тебя. Мои прибамбашечки берут в сувенирную лавку. И на базаре тоже.
«Прибамбашечками» она называет феньки, игрушки, лоскутные картинки и коврики. Подозреваю, что она феерически одарена – из любого мусора может сделать маленький шедевр.
– И что же тогда до сих пор на обратный билет не заработала?
Спрашивая, знаю ответ, и оттого чуток стыдно: заработанное Няей бабло тут же вытрясают из нее обитатели притона, вроде меня. К тому же творить изделия здесь невозможно, она занимается этим в соседнем скверике, а сейчас зарядили дожди.
– Послушай, Найт, – она только взглядом дает понять, какое же я лицемерное дерьмо, – ты ведь самый вменяемой из здешней тусни. Неужели никогда не пробовал выбраться из этой помойки? Бросить наркоту, устроиться куда-нибудь…
– Завести жену и пяток ребятишек, тачку, собаку и мебель Икея?.. Ты забываешь: во-первых, у меня СПИД, а «значит, мы умрем». Во-вторых, каждый проматывает жизнь по-своему, на свой вкус. Кто-то зарабатывает себе геморрой в офисе, елозя задницей по стулу и пресмыкаясь перед начальством, а кто-то методично гробит свой организм бухлом или наркотой. И тот и другой конец – один. Так зачем растягивать то, что не в кайф? Дольше – не значит счастливее.
– Что-то я